И – догадка же, как сформулировать. До сих пор – и лишь по печальной неорганизованности трудовой демократии – Александр Керенский мог взять на себя и нести тяжёлую и ответственную роль соединительного звена между демократией и цензовыми силами. Хотя это было почти непосильно для отдельной личности. И только голос революционной социалистической совести помогал нести это бремя.
А сейчас – сейчас положение дел в стране ещё усложняется и усложняется. А с другой стороны – и революционная демократия теперь организована куда лучше, да, и не может далее устраняться от ответственного участия в управлении государством. Это придало бы революционной власти новые силы и авторитет.
Так вот: отныне – отныне – представители демократии могут брать на себя бремя власти только по полномочию демократии. (И – дайте мне его!) «Нашу эсеровскую партию всегда отличала прямота и откровенность. Мы всегда были рыцарями борьбы и рыцарями правды. Поднимем же высоко знамя идеальных ценностей! Я хочу энтузиазма!..» (Как-то недавно сказал отлично – но в документ не пойдёт.)
Отныне-то отныне, но поста не сдавать: а ныне – в ожидании вашего решения я буду нести до конца тяжесть фактического исполнения моих обязанностей.
И – тоже ход! – сегодня показал проект Чернову и Гоцу, хотят ли подправить партийные товарищи? – несравненное перо Виктора Михайловича? (И тот несколько фраз испортил.) И прямо сказал им, что один – больше в правительстве не останется.
С Черновым – отношения сложные: Чернов ревнует к успеху Керенского, к его неповторимому месту в России. Но и: Чернов сейчас союзник, потому что он откровенно жаждет и рвётся в министры.
Эти дни так напрягся перестройкой правительства – отказывался где-либо выступать, вот предлагают в Четырёх Думах, – ах, это уже не трибуна, эта дорога доступна для многих, она уже мертва.
А в министерство забежишь:
– Александр Фёдорыч, у вас – приём посетителей.
Ах приём, ну давайте. Приём по расписанию дважды в неделю, но приходится ежедневно: рассосать очередь. Тут и судейские чины, и присяжные поверенные, и простые солдаты, и жёны арестованных сановников, – уже на лестнице давка, не протолкнуться. (На лифте плакат: «Да здравствует правый и милостивый суд министерства юстиции и Сената!»)
Александр Фёдорович проносится сквозь набитую переднюю однокрылым ангелом (рука на перевязи, и всё та же, уже знаменитая, тёмная куртка): «Сперва депутации!»
Но одним