– Имя, – непонятно, к кому он обращается: то ли к собеседнику на другом конце провода, то ли к собеседнице напротив.
– Я не знаю… Родители должны знать… – Медсестра в замешательстве.
– Марина, – ничуть не смутившись, заявляет Бурлак. Вероятно, имя «подсказал» ему Петр. – Называйте ее Мариной.
– Хорошо, пусть будет Марина, – соглашается медсестра.
– И это… – Бурлак перекладывает телефон от одного уха к другому, – чтобы у Марины и Светы все здесь было по самому высшему уровню. Понятно? Я прослежу.
Медсестра кивает. А Бурлак продолжает разговор с Петром:
– Как у тебя дела там, брат? Норма? Ну, давай, схожу к Светке, отзвонюсь еще. Конец связи.
Опер заканчивает разговор и останавливает взгляд на медсестре. Настолько колючий и прямолинейный, что бедная девушка в буквальном смысле не находит себе места и, схватившись руками за лицо, убегает вдаль по коридору.
Бурлак задумчиво смотрит ей вслед. Нет, никаких особенных чувств в его профдеформированной душе она не всколыхнула. Подобрав с подлокотника потрепанный временем томик Гиляровского, он тоже удаляется по коридору.
Света еще слаба. Едва хватает сил, чтобы улыбнуться – опять этот со своим Гиляровским…
Бурлак сидит на стуле у ее кровати. Такой же самоуверенный, как и прежде. Но молчаливый – все-таки он не знает, что в таких ситуациях принято говорить.
– Хоть бы цветов принес, что ли, – не без нежности в голосе «отчитывает» друга мужа новоиспеченная мать.
– Да, не подумал, – соглашается Юра. – Позже все сделаю.
– Хорошо-хорошо, я не в претензии… Маришка такая замечательная… Такая… ни на кого не похожая… Ты бы видел…
– Увижу еще. – Опер инстинктивно начинает вертеть книгу в руках.
– Эх… Ладно… Иди уже! Я и так тебя отрываю от важных дел.
– Не отрываешь. Что Петру передать?
Света задумывается. По лицу впервые проскальзывает легкая тень недовольства. Но женщина усилием воли разглаживает «морщинку».
– Что Петру передать? Передай, что мы ждем его здесь. Желательно с цветами. Хотя и без цветов пусть тоже приходит.
– Хорошо. Спасибо. – Юра поднимается и хочет уйти.
– Тебе спасибо!
Бурлак оборачивается. В глазах Светы стоят слезы. Она протягивает к нему руки:
– Иди сюда, дай я тебя хоть обниму напоследок!
Бурлак поддается. Хотя книга между ним и Светой мешает чересчур близкому сближению. Женщина улыбается сквозь слезы:
– Пока.
– Пока!
Опер уходит. А несколько женщин, которые все это время присутствовали в палате, начинают за глаза обсуждать гостя. Как не повезло Свете с мужем. И как мужу Светы повезло с другом…
Бурлак уже в одиночестве сидит посреди шестиметровой кухни. Обстановка давно требует ремонта. На мускулистых плечах хозяина – порванная майка чуть ли не прошлого века. Фоном старый телевизор