– Путём. Мертвечины нет: как испарились все. Чё там Лёха?
– Отдыхает. Вроде, говорят, нормально дело. Жить будет.
– Ясно. А этот чё там? Задачи нарезает?
– Кто?
– Ну, который вместо мента теперь.
– А-а. Да нет вроде: делать-то особо нечего. Так только, текущие моменты.
– Понял. Ну чё, ты всё, заступаешь?
– Ага.
– Ладно. Я вниз пошёл тогда.
– Давай.
Тоха отдал мне рацию и направился к выходу. На полпути он остановился. Будто бы он что-то забыл, но не мог вспомнить, что именно.
– Слыш, я чё спросить хотел, – вдруг начал он, – А чё со стволом-то в итоге?
– С каким? – делано удивился я.
– С которым мент ходил всё. Он с ним ушёл, когда вы разминулись?
– Ага, вроде, – ответил я.
– А-а. Ну окей тогда, давай, счастливо.
И Тоха ушёл.
Ночь была холодной. Небеса заволокли тучи, и звёзд видно не было. Казалось, что вот-вот соберётся дождь. Я накинул на себя плед, взял термос, который догадался притащить с собой в наряд, и стал попивать горячий чай, вглядываясь в пустоту.
День 19
Утром, едва вернулся Тоха, я сразу же отправился вниз, чтобы как следует отдохнуть. Я попросил у Лёхи ключи от подсобки его магазина, чтобы отоспаться там, в тишине и покое. Лёха дал ключи и попросил вернуть, как закончу.
– И ещё это, – добавил он, – Опусти там шторку эту на входе, чтоб никто не шастал.
– Понял, сделаю. Спасибо, – ответил я.
– Да не за что.
Сон вышел знатным. Мне снился парк аттракционов и Ира, и то, как мы гуляли с ней там и ходили в какие-то места. Всё вокруг было смазанным и неоднородным, как это обычно бывает во снах, и мы лихо перемещались между пространствами, буквально телепортируясь из одной точки в другую. Мы ели сладкое мороженое, вкус которого я уже успел позабыть. На ней был белый сарафан с голубыми цветочками, так же легко и плавно танцевавший на ветру, как и её вьющиеся волосы. Она много улыбалась. Я, кажется, тоже.
Проснувшись, я сразу же написал ей. Рассказал обо всём, что произошло за последние дни и извинился за то, что давно не выходил на связь. Она была онлайн и ответила сразу же. Сказала, что у неё всё нормально, но припасы заканчиваются, и мало-помалу приходится начинать экономить. Звучало это любопытно: неужели до сей поры им с родителями удавалось не ограничивать себя ни в чём, и только сейчас они задумались об экономии? В ответ на это она сказала, что их кухня всегда напоминала собою схрон на случай ядерной зимы, и что на фоне бардака за окном и полной невозможности выйти куда-либо проблема продовольствия была для них сущим пустяком. Мне было радостно это слышать, но Ира не разделяла моего оптимизма. Для неё девятнадцать дней взаперти были нестерпимой мукой, а единственная отрада, состоявшая в том, чтобы подышать свежим воздухом на балконе, омрачалась необходимостью слушать стоны заражённых, толпами бродивших