– Извини, – неуверенно говорю я. – Я правда думал, что вы… ну, ты понимаешь… пара.
– Нет. Мы друзья, – вздыхает Нат. – Я думал, мы с тобой тоже можем стать друзьями.
– Знаю. Я тоже так думал. Но ничего не получится, если мы оба будем в нее влюблены.
– А по-моему, так и надо. Будем влюбленными в нее друзьями.
Нат прав. Ни тому, ни другому уже не воспрепятствовать.
– Мы не можем все время драться.
– Нужно заключить что-то типа соглашения.
– Хорошо, – соглашаюсь я и начинаю думать. – Тогда правило первое: не жульничать и не действовать друг у друга за спиной. С этого момента мы должны договориться, что никто из нас не попытается заполучить ее. Согласен?
– И мы никогда не скажем ей об этом. Это второе правило. По рукам?
– По рукам, – я пожимаю ему руку.
Нат осторожно дотрагивается пальцем до посиневшей скулы и морщится.
– Хорошо, что папа сейчас рыбачит в ночь. Будет спать целыми днями. Не увидит меня при свете дня еще неделю. – Он ненадолго замолкает. – Но было весело. Отличная драка.
Мы накидываем песка на горячие остатки костра и идем к тропинке.
– Увидимся завтра, – бросает Нат через плечо.
Я опасался, что родители заметят мой синяк. Как выяснилось, зря. Мама просто приложила мне к лицу арнику и начала что-то ворковать себе под нос.
– Все нормально, – говорю я. – Мы теперь друзья. С Натом.
– Ты всегда заводишь друзей с помощью мордобоя? – весело спрашивает она, и я понимаю, что мама считает это естественным для мальчика моего возраста. Мордобой.
На следующее утро после завтрака Нат и Харпер уже стоят возле белого забора.
Харпер сразу глядит на мой синяк.
– Дичь, – заявляет она очень по-британски. – Ну и фонарь. – Лицо у нее становится совсем кислое.
– Я же говорил, – встревает Нат. – Я споткнулся, ухватился за Уайлдера, и мы оба покатились вниз. Пролетели всю дорогу. – Он поворачивается ко мне и сообщает: – Мы идем к лодке. Она дальше по берегу.
Харпер вышагивает по глинистой тропинке с преувеличенной осторожностью.
– Лучше тут не поскальзываться, – говорит она вроде про себя, но посматривает на меня из-под рыжих ресниц.
Лодка качается на воде в утреннем солнце. Она вся потерлась и облупилась, и можно разглядеть каждый слой краски, которой она когда-то была выкрашена. Ее история отражена на ней, как на пленке. «Сирена» – написано неровными черными буквами на корме. Из подвешенного сзади мотора в воду узкой струйкой протекает масло.
Здесь только два спасательных жилета, и после недолгого спора мы соглашаемся, что лучше никому из нас их не надевать.
– Умрет один, умрут все, – произношу я. Звучит приятно.
– Кажется, у вас двоих неплохо выходит себя гробить, – замечает Харпер и по-птичьи пристально меня изучает. Она