– Сергуненков, гранаты сюда!
– Вот, в нише они. Товарищ лейтенант…
– Гранаты сюда!..
И когда ездовой Сергуненков отполз к ровику, вынул там из ниши две облепленные землей противотанковые гранаты и, тут же полой шинели очистив их, протерев, положил эти две гранаты перед Дроздовским, тот скомандовал, привставая над бруствером:
– Ну!.. Сергуненков! Тебе это сделать! Или грудь в крестах, или… Понял меня, Сергуненков?..
Сергуненков, подняв голову, смотрел на Дроздовского немигающим, остановленным взглядом, потом спросил неверяще:
– Как мне… товарищ лейтенант? За танками стоит. Мне… туда?..
– Ползком вперед – и две гранаты под гусеницы! Уничтожить самоходку! Две гранаты – и конец гадине!..
Дроздовский говорил это непререкаемо; вздрагивающими руками он неожиданно резким движением поднял с земли гранаты, подал их Сергуненкову, а тот машинально подставил ладони и, беря гранаты, едва не выронил их, как раскаленные утюги.
Он, видимо, еще ни разу в жизни не брился, на юношеских щеках, над верхней пухлой губой золотился пушок, показавшийся тогда темным, колючим от меловой бледности, и Кузнецов особенно близко увидел нездешнюю голубизну его глаз, мальчишески нежный подбородок, тонкую и тоже нежную, вытянутую из просторного воротника шею. Затем услышал шепот его:
– За танками ведь она, товарищ лейтенант… Далеко стоит…
– Взять гранаты!.. Не медлить!
– Понял я…
Сергуненков искательно-слепыми тычками засовывал гранаты за пазуху, а эта ясная голубизна глаз его скользила по решительному, изменившемуся лицу Дроздовского, по лицу Кузнецова, по круглой, равнодушной спине Рубина, который, полулежа между станинами, тяжко сопел, с замкнутой сосредоточенностью уставясь в бруствер.
– Слушай, комбат! – не выдержал Кузнецов. – Ты что – не видишь? Сто метров по открытому ползти надо! Не понимаешь это?..
– А ты думал как?! – произнес тем же звенящим голосом Дроздовский и стукнул кулаком по своему колену. – Будем сидеть? Сложа руки!.. А они нас давить? – И обернулся круто и властно к Сергуненкову: – Задача ясна? Ползком и перебежками к самоходке! Вперед! – ударила выстрелом команда Дроздовского. – Вперед!..
То, что происходило сейчас, казалось Кузнецову не только безвыходным отчаянием, но чудовищным, нелепым, без надежды шагом, и его должен был сделать Сергуненков по этому приказанию «вперед», которое в силу железных законов, вступавших в действие во время боя, никто – ни Сергуненков, ни Кузнецов – не имел права не выполнить или отменить, и он почему-то внезапно подумал: «Вот если бы целое орудие и один бы лишь снаряд – и ничего бы не было, да, ничего бы не было».
– Сергуненков, слушай… только ползком, прижимаясь к земле… Вот там много кустиков, в ложбинке, вправо ползи. В полосу дыма, слышишь? Осторожней только. Головы не подымать!..
Кузнецов подполз