Ах, семечек лузганье… снега скрип
под тяжкими сапогами
Солдат – из Тикси, из Мурманска:
там по Солнцу – тоска!..
Пусть там надо льдами Сиянье цветное
безумно ходит кругами,
Но счастье – когда
посреди войны-мира
Солнцем клеймёна щека!
Но счастье, когда посреди войны-мира,
на площади гневной в окурках,
Как в родинках, – на белолицей, пьяной,
сковородной площади той
Солнце одно
пронзит насквозь
и нафталинные шкурки
На выгнутых внутрь
плечах старухи,
звавшейся – Красотой,
И шерсть-завитки горластых собак —
шавок, жучек, полканов,
Что ветром носимы,
перекати-полем, все мимо,
в ногах у костров-людей,
И белые, красные камни Кремлей,
церквей: царят над веками,
И тянут к веселому Солнцу сосцы
святых, золотых грудей.
Сошествие во Ад
Настанет день – снега пронзят стопу.
По хрусту выбитых ступеней,
Неся суму на рыбием горбу,
Я в Ад спущусь, кухарка поколений.
У всех царей и смердов на глазах
Сойду во тьму болотную и жижу.
Есмь грешна, потону в людских слезах.
Сквозь их алмаз – навоза не увижу.
И будет тяжко падать медный снег
На лёд, расчерчен циркулем метели.
Ко мне сойдёт не Бог, не человек,
А я лежу в пелёнках, в колыбели —
На Ада дне,
где чад, и дым, и смрад,
Где корчусь в кружевных тряпицах в крике! —
Я в Ад сошла! Я не вернусь назад!
Не убоюсь я ни холопа, ни владыки!
Вот лоб мой освещает, как свеча,
Сноп самоцветов на груди скелета,
Мех волчьей шубы с царского плеча,
Всю в мыле петлю, дуло пистолета —
И смехом искажённое лицо,
В слезах, в дождях, всё мокрое, слепое, —
Моё лицо, тугое, как кольцо,
Объемлющее Время ледяное.
А я целую всё, что мне мне под рот
Кладётся, тычется в ладони и колени —
Коврижку сохлую, игрушку-самолёт,
Бумагу ломкую церковных песнопений,
Для штопки пяток деревянный гриб,
Барометр, он грозит Великой Сушью,
Дитячий крик или старуший всхлип,
Парилку: точно Ад, там дымно, душно,
Пихтовый веник там гуляет по спине,
Там гаснет лампы золотая шишка, —
Целую всё,
а всё горит в огне,
Сгорает вмиг, невидно и неслышно,
А я целую, Ад, огонь слепой,
Всё, что любила до конца, до края…
Ад, мучь не мучь, я остаюсь собой,
Ведь я качалась в колыбели Рая!
Да, там, где мне берет вязала мать!
Где я гусей гоняла по деревне!
Где восставала яростная рать
Святых