стала бы фатальной для всей моей работы. Под давлением моей тогдашней технической процедуры большинство моих пациентов воспроизводили сцены из своего детства, содержанием которых было сексуальное соблазнение со стороны взрослого. В случае с женщинами роль соблазнителя почти всегда отводилась отцу. Я поверил этим сообщениям и поэтому предположил, что нашел источники последующего невроза в этих переживаниях сексуального соблазнения в детстве. Некоторые случаи, когда подобные отношения с отцом, дядей или старшим братом продолжались и в годы надежной памяти, укрепляли мою уверенность. Если кто-то захочет недоверчиво покачать головой по поводу моей доверчивости, я не смогу с ним не согласиться, но скажу, что это было время, когда я сознательно форсировал свою критику, чтобы оставаться беспристрастным и восприимчивым к многочисленным новинкам, с которыми я сталкивался ежедневно. Когда мне пришлось осознать, что этих сцен соблазнения никогда не было, что это всего лишь фантазии, которые придумали мои пациенты и которые я, возможно, сам им навязал, я на некоторое время растерялся. Моя уверенность в своей технике и в ее результатах сильно пострадала; в конце концов, я получил эти сцены техническим способом, который считал правильным, и их содержание было безошибочно связано с симптомами, с которых началось мое исследование. Придя в себя, я сделал правильные выводы из своего опыта: невротические симптомы были напрямую связаны не с реальными переживаниями, а с фантазиями желаемого, и что для невроза психическая реальность значила больше, чем материальная. Даже сегодня я не верю, что я навязывал или «предлагал» эти фантазии о соблазнении своим пациентам. Я впервые столкнулся с Эдиповым комплексом, который впоследствии приобрел такое огромное значение, но который я еще не распознал в такой фантастической маскировке. Соблазнение в детстве также сохранило свою роль в этиологии, хотя и в более скромных масштабах. Однако соблазнителями были в основном дети постарше.
Таким образом, моя ошибка была такой же, как если бы кто-то принял легендарную историю римского царского периода в изложении Ливия за историческую правду, а не за то, чем она является, – формированием реакции на память о плохих, вероятно, не всегда славных временах и обстоятельствах. Как только ошибка была выяснена, путь к изучению сексуальной жизни младенцев был свободен. Появилась возможность применить психоанализ к другой области знания, чтобы на основе его данных разгадать ранее неизвестную часть биологического процесса.
Сексуальная функция присутствовала с самого начала, сначала она была связана с другими жизненными функциями, а затем стала независимой от них; ей пришлось пройти долгий и сложный путь развития, пока она не стала тем, что называется нормальной сексуальной жизнью взрослого человека. Сначала она проявлялась как деятельность целого ряда компонентов влечений, зависящих
