что под ружьями сберегалась.
будет день – будет пища и будет власть.
но ведь нам никто не указ теперь,
потому, что мы плоть от плоти вот эта твердь,
потому, что расставлены мы,
словно башенки из красного кирпича,
чтобы бог дорогу по нам сличал.
2018
дома нет
молчаливые заводы красными маками
дрожат на чужом ветру.
зря вы все это время плакали —
ржавым цветам не холодно умирать.
и когда вы были смешными девочками,
в веснушках, в летнем цветном дыму,
старшие товарищи открыли все форточки,
и по алому ситцу, белому льну
уходило море тропинками вашими,
под сливовыми деревьями,
янтарным августовским дождем.
вас называли катями и наташами,
чтоб окликала страна,
глядящая в космос,
словно в дверной проём.
вас называли женями, верами,
чтобы сияниями северными
воспевать.
а затем в таллине погас свет,
а затем в риге грянула тишина.
в вильнюсе ночь, как вдова черна,
потушила звёзды.
– не возвращайся домой поздно,
не возвращайся домой поздно.
дома нет.
2018
белое молоко волги
в белое молоко волги,
в вышитый водой север
сгинем мы, если смолкнем —
каждому да по вере.
в мглистые сны деревьев
мы превратимся, брат мой,
в пахнущий домом клевер
если шагнём обратно.
и под шатром высоким
от края страны до края
дикие, одинокие
как тишина растаем.
нам говорить за племя,
что в нас вдохнуло души,
вглядываться в темень,
в звезд степных крошево.
мы не имеем права
молча бродить по свету.
нам строить переправы
в вечность, что пахнет нефтью.
2018
говорит во мне
это степь моя говорит во мне,
это поёт её ковылевый снег.
это я как будто за крупами в магазин,
а на самом деле к богу,
что ночь растил кизил,
что творил рыб,
да и сотворил
прозрачноглазых,
диковинных.
и душа моя этим телом поймана,
в детских прятках найдена
в тёмном углу двора.
это дышит во мне урал,
словно бы бежал-бежал,
да не выдержал.
это братья мои навытяжку
полегли один за одним
иже херувимы, иже
серафимы. мы говорим
«здравствуй»,
мы говорим
«здравствуй»,
и это значит
«вот крест мой.
мне тяжело, помоги.
мне зябко,
словно соткала меня сибирь
словно её огромные