Стэнтон принял дымящуюся чашку, но не ответил на сопровождавшую ее теплую улыбку.
– Мне как-то все равно, профессор, – сказал он. – Для меня Рождество уже ничего не значит.
– Оно знаменует рождение Спасителя, – заметила Маккласки. – А это кое-что значит.
– Меня этот парень не спас.
– Возможно, он с тобой еще не закончил.
Стэнтон одарил ее долгим тяжелым взглядом. Конечно, уважение к ней безмерно, но всему есть предел.
– Я очень надеюсь, что не услышу совет искать утешение в религии, – пробурчал он.
– И в мыслях не было. Я не считаю, что религия должна утешать. Вот почему англиканцы не преуспели – они старались утешить. В глубине души люди хотят костра и серы. Они мечтают о жестком мстительном Боге, который повелевает и карает за непослушание. Оттого-то нынче пророк Магомет так популярен. Я сама подумывала о переходе в ислам. В Аллахе, по крайней мере, есть какой-то задор. Но, понимаешь, я не смогу отказаться от выпивки. Кстати, как насчет глотка бренди? Ты наверняка продрог.
В половине девятого утра Стэнтон хотел отказаться от спиртного, но Маккласки, не дожидаясь ответа, цапнула бутылку, стоявшую между ее распухших лодыжек. Фыркнув на устрашающую картинку циррозной печени, обязательную на этикетках алкогольной продукции, она щедро плеснула бренди в чашки.
– Когда требуется утешение, я, честно говоря, предпочитаю хряпнуть, а не молиться.
– Мне это не надо. Я выпил целое море. Не помогает.
– Но уж коль Рождество, будем здоровы! – Профессор чокнулась с чашкой Стэнтона, звучно подула на чай и, сделав добрый глоток, удовлетворенно выдохнула.
– Ладно, в чем дело-то? – спросил Стэнтон. – В письме говорилось о необходимости срочно увидеться. Что стряслось?
– Ты был в Шотландии, да? – вопросом ответила Маккласки. – Я переговорила с твоим полковником.
– Откуда ему знать, где я? Он меня выгнал взашей.
– За тобой приглядывают. Боятся, что ты начнешь балаболить о своих сногсшибательных секретных миссиях. Чтоб заработать кучу денег.
– Я не хочу кучи денег. И никогда не хотел. Пора бы уже им это усвоить. И потом, даже если придурку известно мое местонахождение, какого черта он вам рассказывает? Я-то думал, в полку исповедуют сдержанность.
– Полковник наш выпускник. Даже сейчас это кое-что значит.
Хью кивнул. Конечно, значит. Даже сейчас. В стране, разделенной всевозможными общественными барьерами – сектантскими, религиозными, расовыми, половыми и финансовыми, – старые узы не распадались. В этот особый круг входили по рождению, а мать Стэнтона работала водителем автобуса. Обучение в Кембридже на военную стипендию стало его первым знакомством с теневой деятельностью «системы однокашников», и сейчас удивлявшей.
– Ну хорошо, что вам нужно? – спросил Стэнтон. – Зачем вы меня разыскивали?
– Дойдем и до этого, Хью, дойдем. – В мягком голосе Маккласки проскользнули стальные нотки,