– Может, сам поскачешь, Цискаридзе? – спросил я у Лехи, но он не ответил.
– Устали? – спросил Москва, – Нам туда. На модуль переберемся, там отдохнем.
Я посмотрел, куда он показал. «Модуль», не «модуль», но какая-то большая машина висела в воздухе неподалеку. Именно висела. И в раскрытый в борту люк медленно вплывала кровать со Славиком. Хлоп, и исчезла внутри. Видно это все было очень хорошо, потому что вокруг разливался, именно так, удивительный непонятный рассвет. Лес, неожиданно оказавшийся теплым, а вовсе не угрюмым, светился зайчиками. То здесь мигнет, то сверкнет поодаль, то вдруг засветится целое дерево, причем не от лампочек, а само по себе. Совершенно психоделический лес, как в кино про хиппи и их злоупотребления веществами. Красивая картинка, ничего не скажешь.
Но что-то было не так с лесом, ой не так… Он не колыхался, как положено лесу, он просто стоял.
Да нет, колыхался, вон ветрище какой. Или не колыхался…
Так, ну-ка давай внимательнее, дружище. Мы стояли возле развалин, и лес возле нас не колыхался точно – а вдали колыхался. Лес вокруг нас будто умер —а чуть дальше будто живой, как и должно быть. Видно вон, мотает дерева справа налево и наоборот, макушки шатаются, как банда знаменитых на весь мир дирижеров: морды друг другу бьют палочками, выясняют, чья очередь дирижировать. В ста шагах ветрище дикий, сумасшедший ветрище. А в двадцати шагах от нас ветра нет: не деревья, а деревянные полицейские, пугала на трассе, фанера. И никакого ветра не ощущается, тепло, как на солнышке.
В ста шагах ветрище – а рядом штиль. Что за хрень, подумал я. Фи, сударь, «хрень», а еще Интеллигент.
Как-то многовато всякой хрени за раз: летающая кровать, лес истукан, «модуль» этот дурацкий, непонятный человек Москва…
– Вперед, – упрямо сказал непонятный человек Москва, и тут же немного смягчился, – Прошу вас, по аппарели, внутрь. И это… простите за «головастика», пожалуйста. Какой же вы головастик, вы герой.
Герой… Сам ты герой. И головастик тоже ты, Москва. Извини. Я обернулся, посмотрел на останки блиндажа. Останки не дымились, ничего там не горело, не светилось. Слабенький какой-то ад, бутафорский. Весьма интересная перемена восприятия, еще несколько минут назад все было не так. А нас вообще было несколько, где-то там еще парни… аппарель, красивое слово…
Бум. Не моя ли это голова стукнулась об аппарель? Какой обидный тупой звук, однако.
– Эх… – послышался огорченный голос, – Теперь одному тащить.
Глава 2. Ральф и Рольф.
Здесь, конечно, уже не Ганимед. Солнце вставало ярко, сочно, превращаясь из тонкой линии на горизонте