что ничего, никакой поездки из Парижа не надо было. Мотив на поверхности как будто безденежье, а внутри: «не хочу, не надо, юное баловство, надобна какая-то аскеза». С весны я почувствовал какой-то столбняк в голове, неспособность работать и писать. Надеялся, что лето подымет энергию, оживит, как бывало часто. В июне меня Институт послал в Голландию на протестантский съезд благотворительности гонимым христианам в России. После съезда я еще проработал там дней 10 по подготовке концертов хора нашего Богословского института (как древние киевские бурсаки пением промышляем…). Приехал, чувствую, что еще больше устал. Долго хлопотали о билете demi-tarif. Наконец, получили, 10 июля выехали. Идеалом Павлы Полиевктовны было какое-нибудь новое местечко, поглуше и уединеннее. Вылезли в Сен-Рафаэле. Сунулись, поискали, дороговизна бешеная. Бросились в
старое и
не-уединенное место – в Напуль. И там дорого. Но – нечего делать – осели. Сейчас же кончилось уединение. В тот же дом приехали Денисовы (певец). Пошло общее хозяйство и психологическое неспокойство. На меня напала апатия и полный паралич деловой; кроме газетного листа ничего не одолевал за день, не написал ни единого письма. Уныние духовное. В тот же дом въехали какие-то жидки-большевики, с автомобилем, с дешево-развратным шиком. Стало противно. Павла Полиевктовна заметалась: уезжать в другое место. Начались поездки и пешие хождения по окрестностям. Жизнь не в жизнь. У меня флюс, – нельзя купаться, и больно есть. У Денисова болевая болезнь глаза и слезоточивого канала. Павла Полиевктовна шла тихо из лавочки, тихо поскользнулась и глубоко, широко и кроваво рассекла себе ногу под коленом. (Не зажила еще до сих пор). Я упал на пляже на камни, чуть не сломал спину. Это уже «знамения». Решили, что уедем куда-нибудь. Но не успели… 14 августа утром в 6¾ мы с Павлой Полиевктовной, как обычно, начали готовить кофе. Мы привезли свою спиртовку. Но тут услужливый сосед (художник Д.С. Стеллецкий
185) ради Денисовых подсунул свою керосинку – primus. Сложная машинка, неприятная, держи ухо востро. Многие ее справедливо боятся. Вот и мы, со сна, что-то не так сделали. Произошел взрыв петрольного газа. Вмиг загорелось полкомнаты – все бумажки и тряпки. Струя кинулась на Павлу Полиевктовну. Она, сама горя, еще тушила пожар… Я едва сорвал с нее горевшее платье. Прошло не более полминуты. Но дьявол огня сделал свое дело. Павла Полиевктовна была жестоко обожжена от чела до пояса (1/5 часть тела). Бог миловал, целы остались глаза, но даже ресницы и брови погорели. Коснулось пламя и венчика волос. Если бы занялись волосы, может быть, был бы конец… Минута ужасная… Не стану говорить о ней. Сострадание и жалость к ее нечеловеческой боли потрясли меня до глубины… До сего дня хожу как раненый. Потом наступили сутки каких-то смертных страданий… На следующее утро перевезли в лечебницу в Cannes
*
