Сатурналии. Феодосий Макробий

очевидно, умер в конце 384 года; Квинт Аврелий Симмах – около 402 года. Альбин Цецина был жив в 403 году, но в это время Иероним говорит о нем как о старике[125]. Маловероятно, что он жил еще долго. Евангел был еще жив в 397 году[126] – было бы жестоко со стороны Макробия при жизни описать его в Сатурналиях в столь невыгодном свете[127]. Гор, перед тем как обратиться к философии, был победителем на Олимпиаде в 364 году – тогда ему могло быть около 20 лет. Альбин Фурий (т. е. Руфий)[128] был все еще жив в 416 году. Вряд ли Евстафий, Евсевий или Дисарий жили дольше, чем остальные участники диалога. Евстафий был близким другом Флавиана[129] (которому в 384 г. было 50 лет) и, вероятно, одного с ним возраста. Евсевий и Дисарий были средних лет в 384 году[130]. Здесь мы не рассматриваем Сервия и Авиена, живших позже[131]. В итоге самая поздняя из приведенных дат – 416 год. Следовательно, terminus post quem для сочинения Макробия – не ранее указанной даты. Если учесть возможную ошибку при исчислении времени жизни того или иного персонажа, равную 10 годам, то, соответственно, нижняя временная граница для Сатурналий придется на время не ранее 426 года.

      Диалог

      Вкратце содержание диалога таково[132]. После вступления и пояснительной главы (I, 1) Макробий описывает мизансцену – канун праздника Сатурналий в доме Веттия Агория Претекстата (I, 2, 15–20). Претекстат, будучи хозяином дома, обсуждает с Фурием Альбином время начала празднования. Затем он приглашает Квинта Аврелия Симмаха, Альбина Цецину и Сервия. После этого следует объяснение Цецины о временных делениях дня (I, 3), разбирается употребление отдельных выражений и слов в латинском языке (e. g. noctu futura; die crastini), обсуждаются грамматические флексии (e. g. Saturnalia) (I, 4–5[133])[134].

      В первый день празднования Флавиан, Евстафий и Евсевий составляют кружок (I, 6, 4). Претекстат объясняет происхождение своих имен, обычая ношения достигшими совершеннолетия мальчиками окаймленной тоги (toga praetexta) (I, 6, 5–30). Затем, с прибытием Евангела, Дисария и Гора (I, 7, 1–13), разговор поворачивается к обсуждению происхождения празднования Сатурналий (I, 7, 14 – I, 11). Он начинается с легенды о Сатурне и боге Янусе и пространного отступления, касающегося жестокого обращения с рабами и их поведения. Далее Претекстат говорит о римском календаре (I, 12, 2 – I, 15), дает обоснование монотеизму, рассматривая всех языческих богов как проявления единого божества – Солнца (I, 17, 23). Евангел говорит (I, 24, 2) о необходимости обсудить многостороннюю эрудицию Вергилия, который представлен как авторитет в любой области знаний (I, 16, 12). Симмах и другие участники беседы на примерах демонстрируют его глубочайшие познания в философии, астрономии, законах авгуров и понтификов, риторике и ораторских приемах, его умелое использование текстов древних греческих и латинских писателей (I, 24, 10–21). Затем участники приступают к пиршеству (I, 24, 25).

      В начале второй книги каждому гостю за обедом предложено повторить какое-нибудь шутливое изречение древних (II, 1, 15). Претекстат начинает