– Хорошо смотришься.
– Ты тоже ничего, – вяло отреагировала она, в свою очередь посмотрев на меня. Это она из вежливости меня похвалила. На мне были джинсы и футболка и надписью на французском языке. Несмотря на то, что моя маман преподавала этот язык, я его не знала. В школе у нас был английский, а учить себя родной маме я просто не позволила. Волосы я до последней поры прихватывала резинкой в хвостик, так очень удобно: не лезут на глаза, но вид от этого становится как у троечницы с задней парты. Правда, в последнее время, задумавшись о том, почему шеф во мне не видит девушку, а видит только сотрудницу, я стала больше внимания уделять своей внешности. Но заметил это только Сашка, наблюдательный он паренек, что и говорить.
– У тебя что-то стряслось? – спросила я, усаживаясь напротив. Всю дорогу я гнала от себя мысли о возможных неприятностях школьной подруги. Потому что, начни я их предполагать, на меня бы накатило чувство глубокого и неодолимого удовлетворения, а опускаться до этого не хотелось.
– Все одно к одному. Во-первых, мать заболела.
– Серьезно? Чем?
– Какая тебе разница? Я не могу ее взять и бросить.
Я вытаращила глаза:
– Ну и не бросай.
– Ну и не брошу.
Алина достала помаду и стала подкрашивать губы, глядя в искаженное отражение своих губ на поверхности солонки. Ее руки слегка дрожали. Маникюр на ногтях был не сегодняшний, кое-где лак слетел, один ноготь был сломан. У нее явно было что-тоне в порядке, хотя по одежде этого сказать было нельзя.
– И не брошу, за ней нужен уход. Только не спрашивай меня, что с ней, я тебя очень прошу!
От такой плюшки я просто онемела. Полину Феоктистовну я знала с пеленок. Правда, наши мамы не дружили, но хорошо знали друг друга. Моя преподавала в университете. Мать Алины была завхозом на крупном промышленном предприятии. Отец оставил их семью, когда дочка пошла в детский сад, о его уходе из семьи, помню, судачил весь двор. Он поехал в другой город в командировку и там нашел женщину. Это позднее я поняла, что это женщина. Мать Алины говорила: бабу себе нашел. Я тогда представляла: идет человек по зимнему лесу, ноги в валенках из сугробов вытаскивает. Выходит на поляну, а там – снежная баба, нос – морковка, на голове ведро. Он берет ее за холодную толстую руку и говорит по-французски: Мадам, будьте моей женой. Дальше мое воображение давало сбой. Мы с Алиной никогда