Первые изображения лодок, обтянутых кожей, это, очевидно, петроглифы Северо-Западной Норвегии: Форсельве, Рёдёй и Эвенхус (Gjessing, 1936: 197). В последнем из названных местонахождений, в Трёндалаге, по склонам скалы, открывающейся к морю, выстроена вполне целостная композиция: лоси с напольной стороны, словно следующие из прибрежного леса, на вершине сменяются размещенными по приморскому склону изображениями лодок и китов, сгруппированных вокруг человекоподобного гиганта; фронтальный силуэт (в отличие от динамичных изображений человека эпохи бронзы) словно вырубленной из дерева, почти безрукой фигуры напоминает аналогичные композиции Онежского озера – Белого моря, прежде всего фигуру «Беса» на Бесовом Носе, видимо, воспроизводившую реальных деревянных идолов в лесных святилищах каменного века Европейского Севера (Столяр, 1978). Ранние (каркасные) лодки петроглифов Лейрфалль, там же в Тронхейме, увенчаны головами лося; такие же головы венчают ладьи более поздних изображений, в тех же святилищах Фенноскандии от Тронхейма до Карелии, и в этих ладьях схематично изображены команды (гребцов и охотников), размещенные между высоко поднятыми штевнями судна.
Байдары, типа эскимосского умиака, в первоначальных изображениях показаны нередко с «ушками» на носу и корме для перетаскивания легкого суденышка, у эскимосов они делались иногда из дерева (Froncek, 1974: 76). Эта деталь конструкции, по мере появления более развитого каркаса килевой лодки, превращается в «сдвоенные штевни», хорошо заметные на неолитических петроглифах и затем в изображениях ладьи эпохи бронзы, которые, в свою очередь, соответствуют описаниям судов «свионов» начала нашей эры у Тацита (Тацит, 1969: Т. 1, 371). Следовательно, с первым освоением носителями культуры Маглемозе лесных озер, рек и прибрежных морских акваторий (6000 лет до н. э.) начинается линия развития северного морского судостроения, через 7000 лет завершившегося появлением океанских кораблей викингов.
Выход в море, в одиночку или малой командой, готовой встретить у прибрежных скал океанскую волну, а главное – поразить и одолеть многотонное морское животное, располагая лишь гарпуном с костяным наконечником да хрупкой холодной скорлупкой кожаного суденышка, полагает беспрецедентную и постоянную концентрацию и мгновенное, взрывное напряжение внутренней человеческой энергии; трудно сказать, какой «мерой пассионарности» можно ее измерить (Гумилёв, 1990: 46, 64–65, 77, 232–239). Во всяком случае, эта мера была достигнута первопроходцами Скандинавского полуострова и с приморских мезолитических культур стала исходной основой существования здесь на все последующие времена.
Конец