– Что ты еще помнишь про свою Поликсену? – спросила Александра, уже готовая к выходу. На ней было платье модного покроя, неожиданного, блекло-лилового цвета, в тонкую полоску, которого никто не носил. Она случайно набрела в лавке на штуку атласа и всю ее забрала, чтобы никто не обезьянничал. Очень удачно подобрались белые атласные ленты на каскад бантов, украшавших лиф, с едва заметным зеленоватым оттенком.
– Она чудо как хороша, – ответила Мавруша. – Волосы у нее светло-русые, кожа такой белизны, что прямо светится! А глаза – голубые! И носик пряменький! И стан пышный, не то что у меня! Кадеты, что приезжали к нам спектакли смотреть, все от нее глаз не отводили! Но говорят, что я танцую лучше и в ролях сильнее, сама государыня меня хвалить изволила!
– Да уж наслышана. Может, все же откопаешь в памяти, как звали ее теток? Может, она какие-то имена называла? Улицы вспоминала, храмы Божьи, куда дитятей ходила? – задавая вопросы, Александра пристегивала справа к лифу любимый шатлен – наверху жемчужина, лежащая на ложе из золотых лепестков, от нее – широкая золотая цепочка хитрого плетения в полтора вершка, на цепочке – часы с золотой узорчатой крышкой, просто и надежно. У нее имелся и другой шатлен, подарок покойного мужа, очень дорогой и весомый – там одного золота унции четыре, не меньше. Но он не имел достойного вида – крючок скрыт какой-то странной нашлепкой с алмазами, от нее пять толстых цепочек – с часами, медальоном, перочинным ножичком, пузырьком для духов и ключиком от часов – естественно, все в мелкой алмазной россыпи. Следовало бы его или переделать, или продать, да все руки не доходили.
Мавруша чуть не заплакала – ничего из прошлой жизни Поликсена не вспоминала, им было о чем говорить и кроме скучных теток.
У Ржевских собралось общество небольшое, но завидное – с порога Александра увидела самого Гаврилу Романовича Державина, окруженного дамами и очень довольного их вниманием. Из другого угла гостиной доносилось птичье пение, но птица была явно ученой – высвистывала мелодию. Александра, наподобие Буриданова осла, встала у дверей, выбирая: Державин или птица? Любопытство победило – с поэтом-то она уже встречалась, а такого птичьего таланта еще не видывала.
Но вместо клетки на подоконнике стояла причудливой формы деревянная шкатулка с откинутой крышкой, оттуда и слышалась мелодия. Ржевские купили детям дорогую игрушку под названием «серинет» и, как водится, взрослые первыми от души ею забавлялись. Этот маленький органчик исполнял десяток мелодий, и уже решено было, когда малыши натешатся, отдать его приятелю Ржевского, большому любителю пернатых, для обучения щеглов и канареек.
Теперь можно было идти к Державину и принять участие