– Чабрец, – пояснила она. – Лучше, вашей заморской дряни.
Что конкретно она подразумевала под «заморской дрянью» уточнять не стал. Осторожно отпил, чтобы не обжечься, на вкус оказалось неплохо.
Тарелка каши ушла минут за пять, пирожки пошли следом. Отменные, с нежнейшим мясом, ароматные. Я опять вспомнил прилипчивую песню про охотника-людоеда, но сытый желудок временно погасил опасения и заставил расслабиться, откинувшись на спинку стула.
Только хотел приступить к расспросам бабули о транспорте, как-то же мне надо отсюда уехать, может автобусы какие рейсовые есть, или попутки, как бабка села с краю стола и положила на него локоть, посмотрев на меня так строго, что я замер.
Глаза зеленые, взгляд сверлящий, брови сдвинулись, вся она какая-то поджарая и мосластая. Ночью это скрывала темнота, а сейчас могу рассмотреть. И то, что я вижу, тянет на «Оскар» по актерскому мастерству. Вдобавок из-под платка выбились седые волосы, делая её сравнение со всем известной бабкой еще ярче.
Ничего лучше, чем отшутиться, я не нашел и произнес:
– Вам дом починить? Забор покрасить? В баньке попариться?
– Значит так, – произнесла она совершенно четким и почему-то больше не скрипящим голосом, продолжая меня буравить взглядом, – дом бабки твоей вчера развалили бульдозером…
– Чего?!
От новости я аж подпрыгнул на месте, хотя не знаю, что ошарашило больше: известие о бульдозере, или то, что бабке известна причина моего приезда.
– Ничего, – передразнила она. – Слушай, когда старшие говорят. Развалили. Приехал какой-то застройщик, сказал, дачу строить будет.
– Да как? – запнувшись, и подбирая слова без мата, выдохнул я. – Это же моя земля. У меня есть документы.
Бабка отмахнулась, кривясь.
– Подтереться могешь своими документами, – сказала она. – Но не суть. Дом тот ценности не имел. Развалина в четыре стены, дыры в полу, крыша прохудилась, печь поехала. Рухлядь, в общем…
– Но это моя рухлядь! – чувствуя, как закипаю, сказал я.
– Умолкни и не перебивай, – рявкнула бабка, зыркнув так, что как-то не решился перечить.
Глава 3
Хотел сказать ей, что вести себя можно было бы и повежливее, но рот почему-то не послушался. Я уставился на бабку, которая продолжает смотреть сурово и строго.
– Дом был бесполезен, – продолжила она. – Но твоя бабка завещала тебе не его, а то, что в нем хранится. Ты, дурак, не ездил к ней. Вот она и не смогла тебе это передать. Так что наказала мне сделать это вместо неё. Мы с покойной Агафьей были, можно сказать, коллеги из соседних домов. Так что взялась исполнить ее последнюю просьбу. Там, на дороге проверяла тебя. Думала струсишь, не пойдешь ночь в лес со старухой. А нет, пошел. Значит, дух в тебе есть.
Пока я оторопело переваривал эту ересь, бабка вскочила, протопала к печке и, порывшись в подшестке, вытащила коробок. Вернувшись, поставила передо мной и раскрыла.
– Вот, – сказала она.
Я