Подойдя к огромному Арчи, Дорик первый нырнул в его объятия. Великан легонько приобнял принца. Остальные друзья Дорика тоже подошли к нему и легкими касаниями приветствовали своего товарища.
Затем друзья подвели своего предводителя к широкой лавке у занавешенной ковром с изображением бегущего оленя стены, и Дорик прилёг, подложив под голову чью-то куртку и согнув ноги в коленях. Его соратники расселись вокруг него на деревянных стульях с выгнутыми спинками.
– Вы не представляете, как мне хотелось это сделать в главном зале, – довольно высказался Дорик, блаженно вытягиваясь на лавке.
– А вот я, если бы был принцем, всё равно прилёг бы там, где мне заблагорассудится и не стал бы обращать ни на кого внимания! – буркнул Ворчун, но никто на эти слова даже не улыбнулся, – все были озабочены состоянием раненого друга, который лежал сейчас на лавке, полузакрыв глаза.
– Как самочувствие? – одновременно вырвалось у Агвеса, Лигилина и Молота. – Что говорит королевский лекарь?
– Ну, лекарь говорит, что я иду на поправку. Наверное, старик Мерль прав, только, если честно, чувствую я себя неважно. Хотя и держусь.
– «Долг принца»? – переспросил Агвес.
– Что-то вроде того.
– А кто тогда просил ваше высочество выскакивать супротив того оленя навстречу, не дожидаясь нас, а это ведь была такая гора, что развесистые рога зверя напоминали ветви большого дуба в королевском саду? – с некоторым упрёком заметил Молот.
– Да, мне так и показалось, что на меня надвигается целая гора, – усмехнулся принц. – Так что, по-вашему, нам надо было упустить его, этого оленя?
– Но ведь можно было пустить стрелу, ранить, а потом загнать его.
– А почему вы этого не сделали? Вас же было шестеро.
– Мы так и хотели сделать, но олень нас услышал, и мы не успели подобраться к нему поближе, – ответил Ворчун и покосился на Арчи. – Кое-кто из нас так громко ломился сквозь чащу, что… Только глухой не услышит шаги нашего медведя! – вдруг ехидно заметил он и подмигнул другу.
Арчи нахмурился:
– Ворчун, так это я, по-твоему, виноват, что нас услышал этот зверь? Это я спугнул его? А, по-моему, наоборот: это сделал твой проклятый язык, вечно недовольный и такой громкий, что его можно было бы расслышать на другом конце леса. Он у тебя такой острый, что ни одна базарная торговка с Легерского рынка в этом с тобой не сравнится: твоим языком можно хлеб вместо ножа на куски резать. Мне говорили, что девушки от тебя просто разбегаются, так как ты постоянно оспариваешь их умение фехтовать своим длинным языком…
– Что ты сказал, лохматое чудовище? – Ворчун картинно поднялся со своего стула и, засучив рукава, встал в боевую стойку. – Значит, тебе не по нраву мой язык? Ну, подойти ко мне, Арчи, и я научу тебя вежливости, –