Однако визитной карточкой Клавдии Ивановны являлись отнюдь не локоны и макияж. Ее настоящей страстью были крупные украшения с камнями – серьги, перстни, броши, заколки. В таком виде свекровь готовила еду, встречала гостей, выносила мусор, читала книги в своем излюбленном кресле, ходила на почту или в церковь. Ее ногти, неизменно покрытые блестящим лаком, напоминали ей об ушедшей молодости, а туфли по той же причине она носила исключительно на каблуках.
Невысокого роста и худощавого телосложения, Клавдия Ивановна напоминала маленькую девочку, которая перестаралась с косметикой, заигралась во взрослую тетю и не заметила, как постарела. Все это могло бы оказаться чистой правдой, только если не смотреть ей в глаза – именно они выдавали ее змеиную сущность.
Клавдия Ивановна оказалась личностью властной и деспотичной, она привыкла единолично принимать решения. Становление ее характера началось, вероятно, еще на работе: долгий стаж в должности директора завода оставил свой отпечаток. Она не терпела возражений и пререканий ни со стороны мужа, ни со стороны сына, со всеми членами семьи она не общалась – она приказывала.
Теперь Тамара поняла, почему в незапамятные времена знакомство начиналось с родителей жениха и невесты. И только в том случае, если они друг другу нравились, дальше предлагали встретиться молодым. К сожалению, в их случае было уже поздно что-либо менять.
В период знакомства и романтических встреч Играт не создавал впечатления маменькиного сынка или подкаблучника: напротив, в нем чувствовались волевые качества, которые Тамаре импонировали. Но стоило на горизонте появиться силуэту его матери, вся его сила духа испарялась, как утренний туман.
То, что Играт – слабый человек, а его мать – монстр, Тамара поняла практически сразу после переезда. Свекровь вечно критиковала еду, приготовленную невесткой, и Тамаре было обидно до слез. Если она пыталась постоять за себя, ее обвиняли в том, что она нахлебница и решила оттяпать жилплощадь.
– Опять несъедобный суп у тебя получился, – язвительно сообщала Клавдия Ивановна, глядя на Тамару. – Кто тебя учил готовить?
– По-моему, все хорошо получилось.
– Старшим не перечь!
– Но вы же очевидные факты перевираете. Суп нормальный.
– Тебе не кажется, что ты слишком много себе позволяешь? Ты здесь живешь на птичьих правах, и прописывать тебя никто не собирается, и ничего ты от нас не получишь. Будешь так вякать, улетишь отсюда быстро. Суп ты не доварила!
Каждый раз, когда Тамара слушала эту охинею про охоту за квартирами, про недоваренный суп, про недожаренную яичницу или про картофельное пюре с комочками, ее душило чувство несправедливости.
Тамара