Дорогу, по которой они шли, она знала хорошо. Когда-то… Когда Ванда была молодой и красивой, этот путь она почти пробегала. Нет, она не занималась спортом, просто боролась со склонностью к полноте. Пробежка постепенно переходила в прогулку, но до озёр она доходила всегда, летом купалась, весной и осенью умывалась озёрной водой, зимой откалывала кусочки льда, грела их в руках и прижимала к горячим щекам. Ванда всегда верила в чудесную силу Бадукских озёр, в помощь озёрных духов, и вот уже больше сорока лет болезни обходят её стороной.
С годами подниматься в горы стало тяжелее, но раз в месяц, а то и два, Ванда отправлялась в горы, по пути убирала мусор, собирала валежник. Вот и сейчас устало плелась, собирая в чёрный мусорный пакет пустые пластиковые бутылки, синтетические салфетки и другие средства гигиены. Собака бежала впереди, останавливаясь каждый раз, когда останавливалась Ванда, и терпеливо ждала, поторапливая лишь тихим поскуливанием.
Пока дошли до первого озера, мешок был уже полон. Ванда связала концы в узел и притулила пакет к огромному камню.
– Отдохнём, – достала из кармана чистый пакет, расстелила на камне, села.
Азуль отдыхать не хотела, она подбегала к Ванде, клала голову ей на колени, тут же бросалась в сторону, лаяла, кружилась, подняв пасть, выла на солнце, снова бросалась к камню, хватала зубами юбку, тянула.
– Отстань, говорю, – ругалась Ванда, выдирая подол из зубов собаки.
Вдруг Азуль замерла и зарычала.
– Чего ты, чего? – нахмурилась Ванда, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Собака смотрела куда-то мимо неё. Она что-то видела там, за её спиной, видела или чувствовала. На какой-то момент Ванду парализовал страх. Превозмогая оцепенение, она повернула голову… За камнем между вывороченных из земли корней старого ясеня она увидела чёрную брезентовую сумку. Первая волна страха схлынула, но душа сжалась от нехорошего предчувствия.
Ванда поднялась и подошла к дереву. Это была не сумка, это был рюкзак, небольшой рюкзачок с прикрепленной к лямке кольцом розовой плюшевой птичкой.
Глава третья
– Грёбаный мороз, сука, сдохни, сдохни, сдохни. – Волков хлопнул дверью старого «Мерседеса», поёжился и направился в сторону Следственного комитета. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
– Кого это ты, Игорь, ненавидишь? Да ещё с утра пораньше? – Орешкин распахнул тяжёлую деревянную дверь и вошёл. Волков последовал за ним. Перешагнув порог, долговязый судмедэксперт затопал на месте тощими ногами, сбрасывая с ботинок налипшие пласты снега и продолжая громко ругаться.
– Мороз грёбаный, зима эта… Ненавижу, пля!
На шум хлопнувшей двери и громких голосов за стеклянной перегородкой дежурного как по команде подняли головы оперативники Котов и Ревин.
– Ну-ну, ты же на машине, у тебя что, печка сломалась? – Орешкин