Мы были чумазые и даже с телесными травмами, под видом царапин и синяков, но зато какие счастливые!
– Ну тебе и попадет от матери, – хохоча, тыкал в меня пальцем мальчишка. – Ты только взгляни на свою рубашку!
Он схватился за живот и катался по траве с боку на бок, а я обратил внимание на свой внешний вид и осознал, что брюки и белая рубашка были не лучшим выбором для детских забав.
Но я не расстроился, а напротив, взял с него пример и следом взорвался смехом, кинув лишь три слова:
– На себя посмотри.
Мы дружно гоготали еще какое-то время, пока не услышали рядом с нами очень знакомый мне голос:
– А ну марш домой! Ты посмотри на кого ты похож!
– Здравствуй, мама, – произнес я несмело с улыбкой на лице, но она почему-то меня не замечала.
Она продолжала ругать мелкого, а мне становилось все более грустно при виде этой картины. Матвейка неохотно встал, повесив голову, а мать схватила его за руку и стала трясти, продолжая одаривать жесткими комментариями.
– Мне пора, – пробормотал он, глянув на меня одним глазом.
– Все будет хорошо, – решил подбодрить его я, хотя самому печаль сдавливала горло. – Это пройдет, помни об этом.
Я сидел и наблюдал, как удаляются два близких мне человека. Я видел, как материнская рука все же достигла пару раз изворотливую попу мальчишки и я уловил мимолетный взгляд обернувшегося пацана, скрывающего свой стыд. А главное, я видел себя, такого ранимого и такого настоящего.
Образ двора потихоньку стал размываться, а я возвращался сознанием в настоящие. Кровать была уютной и приятной, а я себя чувствовал беззащитным и маленьким. Вдруг налетели воспоминания о недавно происходящем дома и ранили меня глубоко в сердце. Вначале, от неожиданности, я затаил дыхание, а далее вместе с неуверенным, медленным выдохом потекли мои слезы, первые за последние годы моей жизни.
Сперва это были нерешительные ручейки, вяло продвигающиеся к одеялу, но с каждой секундой они набирали мощи, пропорционально моему приближению к состоянию совершенного плача.
Совершенным плачем я называл неконтролируемый рев с элементами всхлипывания на разной частоте, горьких вопросов Миру «ну почему?!» и потягивания носом сопутствующих выделений.
На самом деле, это было настоящее искусство! Полностью довериться себе и позволить проявить «слабость» в лучшем ее виде.
Я рыдал все сильнее, забыв обо всем на свете и заливая невинный пододеяльник. Ничто не имело уже значение. Был только я и моя боль, медленно угасающая с каждым моим вздохам и каждой уползающей слезой.
Не знаю сколько времени мне понадобилось бы на полную очистку, если бы не внезапный подарок от Мира, присланный мне в поддержку. Неожиданно я почувствовал, как кровать всколыхнулась, а затем до меня