Застыла тишина. Лишь редкие шаги эхом отдавались от стен. Она часто наступала на стекло, от чего раздавался противный лязг, иногда пинала камни, стук которых шёл всё глубже и глубже внутрь здания. Чаще всего в таких местах нет ничего ценного или даже дверей, но им повезло, они нашли пару комнат с дверьми, хоть и те, либо лежали, либо были побиты временем так сильно, что там не узнавалась дверь. Скорее, груда досок с гвоздями. Одна дверь буквально висела на петле. Стоило девушке открыть дверь, как та с грохотом упала и от неё отвалились части.
Демон блуждал поодаль, то появляясь, то исчезая. Он опустил голову и лишь вглядывался в камни и разбитые кирпичи. О чём может думать он? Может ли вообще “галлюцинация” думать? Девушка споткнулась об что-то железное. Тихо ругнувшись, она опустила взор на… Старинную дверную ручку. Она подняла её и начала рассматривать: “Таких уже не делают… Эта ручка странная.”.
– М, ручка от двери. Поздравляю, вы нашли древний артефакт. Туру-ту-ту-ту… – саркастично напевал голос демона. – Наверное, она ещё дореволюционная. Странно, что и её не вынесли, хотя тут даже обои содрали… Кому нужны обои, серьёзно? Делать что ли нечего было?
– Почему ты думаешь, что она настолько старая?
– Во-первых, она короткая достаточно. Во-вторых, она очень просто сделанная, на вид из меди и… Ты меня не слушаешь да? Ах… Если короче, я сам такие делал. – девушка завороженно слушала объяснение, а затем восхищённо выпалила:
– Теперь у меня есть древний артефакт!
Даже если бы он сказал, что это пластиковый пакет, она бы всё равно так же обрадовалась. Хотя, нет… Она бы ещё сильнее обрадовалась пластиковому пакету. Чёрненькому. Саллос хотел было сказать что-то грубое, но промолчал, лишь вздохнув. Быть может, он действительно стареет, а этот мусор более интересный, чем он думает?
– Любопытство есть у тебя, нужное для учёбы. Но направленно оно куда-то не туда… Серьёзно, пластиковые пакеты и дверная ручка…
Шаги раздавались весёлым эхом. Даже в одиночку она не ощущала давящего одиночества. Да и с чего бы? Она всегда так бродила, с детства. Поздновато ей учится чувству одиночества, когда в компании она и не бывала. Она рукой смела с окна какие-то камушки и села, свесив ноги на улицу. Даже если её и увидят, было всё равно. Всё равно, ведь это последний год. А дальше… Может, опять учится будет, а может работать. Она не размышляет на такие темы: куда отнесут её ноги, тому и быть. Не больше, не меньше. Ноги у Виктории длинные и стройные, так что заплутать она может очень далеко и даже не заметить.