Он говорил негромко, но слышно его было абсолютно ясно и четко без всякой аппаратуры. Каждое слово, казалось, проникало в мозг, в некую точку в нем, которая отзывалась резонансом во всем теле, посылая волны мурашек по коже и завораживая своей силой и мощью.
Он говорил о современных вызовах чистоте души человеческой, о первичной и важнейшей необходимости уметь противостоять разрушению и уничтожению своей души и ее связи с Отцом, когда человека соблазняют вседозволенностью агрессивного потребительства. Когда все и вся вокруг кричат и навязывают всяческие пороки, вознося их в ранг особых достижений и достоинств…
Он говорил недолго и скорбно. Потом замолчал на минуту, прикрыл глаза, постоял так, словно прислушиваясь к себе и, снова посмотрев на людей, предложил прочитать вместе молитвы.
Майка стояла, завороженная голосом Старца, мощным воздействием тех слов, что он произносил, практически ничего не замечая вокруг. Но тут кто-то сунул ей в руки молитвослов, открытый уже на нужном месте, она повернулась и увидела, что это незнакомая женщина очень болезненного вида. Женщина кивнула приветливо, подвинулась ближе к Майе, и они вместе с остальными стали повторять молитву.
Потом еще одну и еще одну.
Затем старец поблагодарил всех за совместную молитву. Снова обвел людей взглядом, обратился к кому-то из толпы, сказав всего несколько слов наставлений, и перекрестил всех широким благословением.
Люди двинулись к крыльцу поближе, но благословлять каждого в отдельности спустился отец Иннокентий, а Старец, медленно пройдя по ступенькам, подошел к группе тех, кого вывели монахи.
Майя с самого начала службы не замечавшая практически ничего вокруг, только сейчас приметила, что у них за спинами находится небольшая открытая беседка, в которой стоит несколько простых стульев и маленький круглый столик, куда и направился Старец, указав жестом той самой женщине, что поделилась с Майей молитвословом, следовать за собой.
Один из монахов прошел вместе с Никоном в беседку, подождал, пока Старец устроится на стуле, поставил перед ним на стол большую глиняную кружку с каким-то напитком, низко поклонился и ушел.
Никон указал женщине на стул рядом с собой, сделал несколько глотков из кружки, пока она усаживалась, отставил кружку и, чуть наклонившись к женщине, заговорил с ней. Разговор был совсем тихий, впрочем никто и не пытался его услышать.
Никто из оставшихся ждать беседы с Никоном девяти человек, не пытался переговариваться, каждый сфокусировался на себе и своих проблемах, что-то обдумывая, видимо, что и как скажет Старцу. Одна Майя все озиралась недоуменно вокруг, не понимая, как она оказалась в числе избранных из стольких по-настоящему нуждающихся и страждущих людей и как придется извиняться и оправдываться перед святым человеком за свою ерундовую проблему и объяснять ему, что он ошибся, выбрав ее.
Она ужасно от этого маялась и снова чувствовала себя кругом виноватой. Разыскала взглядом и посмотрела осторожно,