– Я чуть не переспала с Токманом, – поджимаю губы, а Сонька давится обильным глотком чая, начиная громко кашлять, постукивая себя ладонью по груди.
– Это который друг Серёги? – хватает ртом воздух, но даже вставший в горле чай не мешает ей задавать свои вопросики.
– Он.
– И?
– Не «и»… Все просто вышло из-под контроля. Короче, я не понимаю, как себя теперь вести.
– Обычно. Так, будто бы ничего не произошло, – разводит руками. – Отстраненность – идеальная тактика.
– Не нужна мне никакая тактика.
– Еще как нужна. Я уверена, он уже от тебя без ума. Потому что в твое милое личико, Азарина, просто невозможно не втюриться.
Закатываю глаза, а внутри появляется такой громадный, согревающий своим естественным теплом шар. Такой же яркий, как солнце.
Сонька – хорошая подруга. Она всегда рядом, как самая настоящая сестра. Мы дружим со школы, с первого класса. Нас посадили за одну парту в день знаний, и с того момента мы были как приклеенные. Делились друг с другом всем. Поддерживали…
– Так… сейчас поднимаем попы, переодеваемся, делаем макияж, чтобы замаскировать твой малиновый нос, и едем в клуб. Кстати, твое красное платье еще живо?
– А что ему будет?
– Тогда настоятельно советую надеть именно его.
***
Шикарно.
Смотрю на себя в ростовое зеркало у гардероба в клубе, расплываясь в улыбке.
Мне идут распущенные волосы. И красный цвет, такой невероятно притягательный маковый оттенок, мне тоже, безусловно, к лицу.
Это платье я покупала в Милане, еще до побега из дома. Отец никогда не жалел денег. Точнее, он просто откупался.
Трать сколько хочешь, только ко мне не лезь…
До какого-то момента я тратила. Жила в этом заколдованном круге инфантильной девочки-мажорки и не могла из него выбраться. Когда у тебя есть все… интерес к жизни очень быстро пропадает. Ты становишься пустой. Неинтересной.
Единственное, чего я хотела, – петь. Хотя вру. Не просто петь, а заявить о себе. Купаться во всеобщем внимании, быть первой, лучшей. Той, кого все знают и любят.
Сильной, независимой.
Я так хотела доказать отцу, что заслуживаю его внимания.
Но он всегда был против моего желания петь.
Это же пустая трата времени…
Мои стихи тоже… Кому они могут быть нужны?!
Все мои интересы считались баловством. Чем-то глупым и грязным. Когда я поступила в консерваторию ему назло, то получила свою первую пощечину. Он тогда так громко кричал…
Говорил, что только распутная и бестолковая девка может хотеть вилять задом перед людьми, открывая рот под фанеру. И ему стыдно за такую дочь перед друзьями, знакомыми.
Я сама отказалась от его денег… Хотя чуть позже он и так меня их лишил.
Вздумала перечить, значит, крутись как хочешь.
Поправляю кулон, висящий на тоненькой золотой цепочке, и подкрашиваю губы помадой.
Я