Возможно, и так. Но Кедрин не может ограничиться этим. Ему надо попасть в ходовую рубку. Там стоит нужный ему автомат. Неизвестно лишь, как попасть туда.
– Мне нужно в рубку, – громко произнес Кедрин, словно корабль мог его услышать. И вздрогнул, потому что ответ последовал сразу же.
Голос корабля прозвучал как металлический скрип, негромкий, но пронзительный. Он донесся сверху, но стены подхватили его и начали перебрасываться звуком, как мячом. Кедрину стало не по себе. Он сделал шаг назад.
Узкая кабина опустилась без всякого сигнала, остановилась над самой площадкой. Дверцы приглашающе раздвинулись. Вспыхнула тусклая лампочка.
Не колеблясь Кедрин шагнул внутрь. Дверца затворилась. Снова раздался унылый скрежет, потом он перешел в свист. Чувствовалось, как нарастает тяжесть. Ого, какие ускорения! Это не лифт, а прямо…
Что-то повернулось под ложечкой. На долю секунды наступила невесомость: лифт начал замедлять движение. В следующий миг он остановился. На табло вспыхнули слова: «Ходовая рубка».
Кедрин раздвинул дверь и вышел.
Перед ним открылось небольшое помещение с куполообразным потолком. Стены и потолок матово отблескивали. Кедрин не сразу понял, что это – громадный экран. Он был пуст; но не составляло труда представить, как его усеивают нетерпеливые звезды Галактики.
Посредине рубки возвышался небольшой пульт. Нигде – на стенах, на полу, на облицовке пульта – не было ни пылинки. Казалось, люди покинули эту рубку совсем недавно и ненадолго. В любой момент из вот этой дверцы в стене могли показаться те, кто в полете был душой и сердцем корабля.
Кедрин усмехнулся. Сердцем корабля был вот этот пульт. Под его блестящей облицовкой скрывались тончайшие электронные схемы, хитро размещенные в небольшом объеме. Они-то и были нужны Кедрину.
Ну а что касается души… это уже мифология.
Кедрин обошел пульт. Вот эта панель снимается. Снимем ее. В открывшемся гнезде торчали многочисленные концы аккуратно разъединенного кабеля. Автомат был отключен от сетей корабля. Это было естественно, но Кедрин почему-то вздохнул.
Он снял вторую панель и уселся на пол, скрестив ноги. Предстояло пробраться по всем излучинам мысли неведомого конструктора, овеществившейся в этом автомате. Сначала Кедрин насвистывал, потом умолк. Потом громко засопел и взъерошил волосы. Потом вскочил, зашагал по рубке, размахивая руками, но, смирив себя, снова уселся. Мысль конструктора все больше раскрывалась перед ним. Хотелось смеяться и плакать. Как мало он, Кедрин, еще знает и умеет! Почему-то нам зачастую кажется, что вся мудрость и умение сосредоточены в наших руках. Как мы обедняем этим мир…
А Учитель? Как тактично, осторожно он натолкнул Кедрина на мысль: раньше, чем изобретать велосипед, посмотри, не создали ли его другие. Не успокаивайся на том, что ничего подобного нет в памяти наших Элмо. Они тоже не всесильны.
Что же, теперь принцип ясен. Каждый блок здесь выполняет не одну, а две-три различные функции.