– Ты еще и рукодельница?
– Да это так, ерунда. Помогаю одной кооператорше. Мне ж не трудно в каникулы подработать.
С него тут же слетело иллюзорное спокойствие: он вновь засуетился, забормотал: «Да, конечно…» – и начал хлопать себя по карманам. Выудил, не считая, несколько тысячных купюр из бумажника и заторопился прочь – видимо, пытаясь избежать киношных сцен. Но я и не собиралась догонять его и швырять вслед эти деньги. Их было слишком мало, чтобы что-то изменить.
Я подождала минут пять – вряд ли он стал бы караулить меня у подъезда – и вышла в распаренный после дождя июньский зной. Двор был пуст, лишь в песочнице возились малыши под присмотром бабушек в панамках. Я обогнула вереницу гаражей и увидела знакомую худую спину в серой футболке на два размера больше. Раскинув руки, Ленька не спеша катил по дорожке в своих новых роликах.
– Тренируешься?
Он взглянул через плечо и, лихо заложив вираж, остановился.
– Классная майка. На Горбушке купила?
Меня вдруг охватила злость. Еще сегодня утром я думала о том, как выйду гулять, как буду наслаждаться последним школьным летом, которое прекрасно уже тем, что оно последнее. И тут врывается какой-то призрак из прошлого. Блудный отец. Индийская мелодрама. Тьфу!
– Ты ролики-то снимай. Обещал ведь.
Ленька хмыкнул, но возражать не стал. Молча сел на бордюр, смахнул капли пота с веснушчатых щек и принялся развязывать шнурки. Я заметила на его локте свежую ссадину.
– Что не промыл-то? Засорится.
Он тряхнул белобрысой головой, как жеребчик.
– Ага, я бы ушел, а ты бы меня по всему двору искала. – Потом добавил, помолчав: – А чего у тебя голос был странный какой-то?
– Когда?
– Да по телефону.
Я присела рядом и сняла кроссовки. Отшучиваться не хотелось, да и какой смысл: все равно правда всплывет наружу рано или поздно.
– Ко мне сейчас отец приходил.
– Кто приходил? – Ленька вытаращил глаза. – Ты ж говорила, он вас бросил.
– Ну, значит, передумал.
– Ни фига себе. Он теперь с вами жить будет?
– Ты что, больной? С какого он нам сдался?
По дорожке, ведущей к подъезду, зацокали каблуки, и я смолкла. Мне всегда были противны скандалы на людях, но еще больше я ненавидела домыслы и сплетни. Проводив взглядом крашеную блондинку в мини-юбке, едва торчащей из-под пиджака, я сунула ногу в жесткий раструб Ленькиного ботинка. Даже туго зашнурованный, внизу он был великоват, но голень обхватывал плотно, и я почувствовала себя как в гипсе. Поднялась, держась за ребристую стенку «ракушки». Стоило ее отпустить, как ноги дрогнули, потеряли опору. Серый асфальт с подсыхающими лужами больше не был привычным и надежным, как и наша с мамой жизнь.
– Цепляйся, а то упадешь.
Я перевела взгляд с Ленькиной растопыренной пятерни на ствол молодой березы у обочины. До нее было метров пять.
– Не надо, я сама.
В