Выбравшись на крышу, Милана закрыла за собой люк и направилась в сторону. Впереди показались очертания парка и поблёскивающая полоса озера, а правее – старый лесопарк вдали. Милана вынула телефон, нашла нужную песню и, нажав на неё, выдернула штекер наушников из телефона, вкладыши из ушей – и наушники упали.
Из телефона заиграла песня «Dark Paradise». Милана редко слушала эту песню и часто пропускала. Но не сегодня – сегодня ей нравилась эта песня; конечно, настолько насколько ей что-либо могло нравиться сейчас – а то есть как слабое дуновение в плавящейся от жары пустыне.
Обувь шлёпала по шершавому покрытию крыши. Смотря на парапет, Милана шла к краю уверенным, широким шагом и подпевала губами:
«And there’s no remedy for memory,
Your face is like a melody
It won’t leave my head»
Милана выпустила телефон – он упал экраном к небу и продолжал петь; а Милана залезла на парапет в высоком шаге и, продолжая подпевать губами, выпрямилась:
«Your soul is hunting me
And telling me that everything is fine
But I wish I was dead (dead, like you)»
Ветер трепетал одежду, пышный хвост и выбившиеся передние кудряшки-пряди; по щекам текли слёзы, глаза смотрели на блестящее озеро впереди, полосу городского пляжа, зелень парка, а справа – возвышающийся лесопарк, который тянулся вдаль и обнимал озеро, скрывал его и терялся в горизонте. И Милана шептала губами:
«Every time I close my eyes,
It’s like a dark paradise
No one compares to you
I’m scared that you won’t be
waiting on the other side»
Милана закрыла веки и разрыдалась, но продолжала шептать:
«Every time I close my eyes,
It’s like a dark paradise
No one compares to you
I’m scared that you won’t be
waiting on the other side»
Музыка отдалялась и заглушалась, и Милана опустила взгляд вниз. С этой стороны дома была дорога и небольшая парковка в тени деревьев с раскидистыми ветками, и только часть машин жарилась под солнцем и блики метала резали глаза.
Волнение висело как тяжёлый шар в груди; страх пронзал ледяными иглами; дыхание было глубокое и частое; ладони и подмышки взмокли, а ноги – будто ватные. Словно тело Миланы частично стало немым, чужим; мышцы потяжелели, а душа стала ощущаться как облачко в полом сосуде – и облачко извивалось и кричало; протестовало и рыдало; молило и умоляло.
Один шаг.
Всего один шаг.
Но Милана стояла, смотрела вниз и не могла его сделать. Дыхание становилось чаще, а страх, который Милана никогда прежде не испытывала возрастал – руки сжали края шорт, а дорога с машинами будто стала ещё ниже. Жалобное лицо; слёзы по щекам; солнце пекло, а тело дрожало. Но ноги не могли сделать и шага, мозг не мог отдать этой ужасной команды.
Вдруг мелодия, которая была как вторичный шум с мелодичным бормотанием, позади оборвалась и через секунду заиграла другая, но сразу с припева. Сначала Милана