Дед Ишхан просыпался раньше петухов и солнце встречал в кузнице, где уже пылало раздуваемое мехами веселое пламя и звенело под молотом мастера звонкое железо. У входа собирались крестьяне – азербайджанцы, армяне – из окрестных мест. Рядом стояла другая «живая очередь» – лошади, мулы, ослики. Они ждали, когда дед Ишхан подкует их. Дед отлично справлялся с этим делом: теперь сказали бы, что его работа соответствует мировым стандартам.
Правда, тогда на продукции высокого качества не ставили никаких знаков. И без них всем было ясно, кто хорошо делает свое дело, а кто неважно.
– Апрес, Ишхан апер!..
И так каждый день с утра и до вечера: спасибо тебе, Ишхан! И так – 70 лет! И все эти годы приходили к аксакалу люди. Они делились друг с другом табаком, хлебом и сыром, другой нехитрой крестьянской едой и, конечно, событиями, говорили о земле, о трудностях (нелегко растить хлеб, поднимать сады на горной каменистой почве), об урожаях. Говорили на армянском, на азербайджанском, и все понимали друг – друга. Такое плодотворное и естественное двуединство испокон веков существовало в Карабахе. И я удивляюсь на тех, кто хочет отделить нас друг от друга, провести границу, поставить колючую изгородь там, где сделать это невозможно.
У нас очень близкая культура, особенно бытовая: общие представления о чести, о семье, о гостеприимстве. Мы знаем литературу друг – друга, особенно фольклор: на свадьбах наших звучат и армянские, и азербайджанские песни и музыка. Более того, часто жених и невеста – дети двух народов. В Азербайджане очень много таких семей.
У деда моего Ишхана было четыре дочери и один сын. Сын женился и остался с ним, а дочери разлетелись из отчего гнезда.
Прошли годы, мастер постарел, а молот его стучал до самой секунды, пока стучало сердце.
Однажды взошло солнце и удивленно удивилось на двери мастерской: двери его впервые оказались запертыми. С тех пор здесь не вздыхают тяжело мехи, не горит веселое пламя и у входа не собираются крестьяне из окрестных сел.
Потом не стало моего отца. Жить в деревне после смерти деда и отца стало нелегко. Переехали в Агдам. Он только строился и напоминал скорее поселок с прицелом на большой город в будущем. Кстати, здесь уже открылось педагогическое училище. Мама и брат Георгий мечтали стать учителями. Хотя в училище занятия велись на азербайджанском языке, их приняли, они стали студентами. В училище и общежитие предоставляли, и стипендию давали, и кормили хорошо. Георгий жил в мужском общежитии, а я, как маленький, оставался с мамой в женском. В нашей комнате стояли еще кровати двух девушек – студенток. Как их звали? Одну забыл. Другую – Алией. После училища Алия уехала в село Ширванды, что в Бардинском районе. В той школе она и проработала до конца дней своих. На самом видном месте школы висят портреты известных людей села. Многие из них – воспитанницы Алии – Ханум. Как – то несколько лет назад я гостил у нее. Все вспоминала маму и Георгия. Рассказывала, как мать и сын за одной партой сидели. Учились они хорошо. Георгий даже лучше. Однажды случился такой казус: мама отвечала урок и вдруг смолкла. Забыла что – то. Георгий стал подсказывать. Учитель заметил и рассадил их. На следующий день учителя пригласил к себе директор и сделал внушение:
– Мать и сын учатся вместе. За партой одной сидят. Вы задумывались над самим фактом? Это же лучшая пропаганда нашего строя. Георгий намного моложе матери, он лучше воспринимает и запоминает материал. И потом, не забывайте, она мать двоих детей – мальчиков. После занятий готовит, стирает, занимается их воспитанием. Таких надо всячески поддерживать, а вы…
– На следующий день, – рассказывала мне старая Алия – ханум, – мать и сын снова сидели за одной партой.
Они вместе, в один день, окончили училище, получили дипломы учителей азербайджанского языка и литературы и были направлены в школу села Афатли Агдамского района. Ну естественно, с ними поехал и я.
Афатли стояло на вершине горы и снизу очень напоминало гнездовья орлов. Жили здесь мужественные, трудолюбивые и любознательные горцы. Все хотели постигнуть, понять. Очень любили учиться. Встретили нас радушно. В селе не было тогда ни магазина, ни базара. Но мы ни в чем не нуждались. Проснемся утром, а на подоконнике овечий сыр, банка молока, каймак, чурек – азербайджанские лепешки, посыпанные маком, мясо.
– Кто приносит нам столько вкусных вещей, – спрашивал я брата Георгия.
– Деревня, – отвечал он. – Деревня знает, что у нас нет своего участка, хозяйства, вот и помогает.
Я прожил в Афатли не год, не два, но так и не узнал всех, кто ставил на наш подоконник свои гостинцы. Деревня!.. С тех пор в моем сознании слово это звучит как синоним слова «добро», «щедрость», способность делать хорошее без громких слов. Это в наши дни научились шуметь, проводить мероприятия – Дни, Недели, Месячники по интернациональному воспитанию. Раньше мероприятий не организовывали, зато жили мы по законам братства, одной семьей.
Запомнилось мне навсегда обыкновенное