Пенитенциарная политика России в XVIII–XX вв.. Иван Упоров

генерал-губернаторства и Забайкальской области, срок назначенного им по суду наказания уменьшался по такому расчету, что каждый год засчитывался за полтора года каторжных работ, определенных судебным приговором[479]. Это положение, по нашему мнению, не потеряло актуальности и для современной уголовно-исполнительной системы России, поскольку условия отбывания наказания в различных регионах страны имеют огромные различия (сравним, например, колонию, расположенную в областном центре в средней или южной России со швейным производством и лесную колонию в районах Крайнего Севера с тяжелыми работами по заготовке леса).

      Отмеченное дает основание констатировать, что государство в законодательном порядке закрепило тенденцию (начало которой было положено в конце XVII в., когда ссылка только начиналась) использовать труд заключенных преступников для решения государственных экономических задач и, в частности, на тех объектах и в тех местностях, где испытывались затруднения с привлечением вольнонаемных работников, т. е. преимущественно в Сибирском крае (а со второй половины XIX в. и на Сахалине). Мы пока не будем оценивать эту позицию государства (об этом речь ниже). Заметим лишь, что такое положение несколько изменилось к концу XIX в., когда в результате социально-экономического (капиталистического) развития стали испытываться затруднения для подыскания работ ссыльным каторжникам (впоследствии, в советский период, государство вновь в полную силу будет использовать заключенных для решения народнохозяйственных задач).

      Несмотря на то, что ссыльно-каторжные привлекались для решения государственных задач (в сфере экономики), само государство не спешило обеспечивать их надлежащими бытовыми условиями. Последние в каторжных тюрьмах были ненамного лучшими, чем в этапных тюрьмах, о которых говорилось выше. Об этом можно судить по ряду публикаций. Вот как, например, описывает типичную острожную камеру Н. М. Ядринцев: «Камера обыкновенно представляет грязную и мрачную комнату, освещенную сальными окнами, затемняемыми вдобавок железными решетками. Здесь все пропитано промозглым, кислым воздухом; в разных местах развешаны онучи, тряпки, грязные походные мешки бродяг и т. п. Кругом разбросан разный хлам и истертые полушубки; по углам убогая утварь, состоящая из грязных казенных шаек, плошек и горшков. На нарах валяются истертые кошмы и армяки вместо постелей. Мириады тараканов блуждают по стенам и бесконечное множество других менее заметных насекомых пасутся по арестантскому имуществу»[480].

      С окончанием сроков, наложенных по судебным приговорам, каторжане не освобождались от иной «повинности», теперь уже не трудовой на работах в рудниках и заводах, а по освоению российских окраин – по окончании срока каторги они переходили в разряд поселенцев и направлялись не иначе, как в «отдаленнейшие» места Сибири. Освобожденные от каторжных работ имели ряд ограничений (помимо запрета покидать район проживания), в частности, им запрещалось