В числе основных причин такого положения следует назвать отсутствие единого для всей России законодательства, регулирующего назначение и исполнение наказания в виде лишения свободы, недостаток у государства необходимых материальных и финансовых средств (вероятно поэтому обсуждения возможного взаимного тюремного заточения Петра III и Екатерины II каждого со своими сторонниками накануне прихода последней к власти даже не касались вопросов законности и правовой процедуры этой акции[397]), неповоротливость государственного аппарата. Причем государство проявляет непоследовательность – сначала оно выделяет деньги на строительство мест лишения свободы, а затем перекладывает часть затрат на местное население. Эти причины, в свою очередь, исходили из неопределенности правительства в выборе концептуальных положений карательной политики, отсутствия научных разработок в пенитенциарной сфере.
Отчасти теоретической предпосылкой к изменениям стало появление «Наказа», где впервые на высшем уровне были достаточно четко определены цели наказания и принципы его исполнения. В этом документе впервые в истории России со стороны власти четко прозвучала необходимость реализации правовой идеи «nullum crimen, nulla poena sine lege». В пенитенциарной области развитием «Наказа» стал проект Устава о тюрьмах. Однако оба эти документа, составленные Екатериной II под влиянием гуманистических идей европейских просветителей и ученых – Локка, Гоббса, Руссо, Монтескье, Вольтера, Беккариа и других, а также опыта известного тюремного деятеля Д. Говарда, остались нереализованными. Как отмечалось в литературе прошлого века, этот документ был «только вспышкой, вызванной филантропическим и либеральным настроением умов того времени в Западной Европе… вспышка была вполне сознательная… Это сознание перешло к последующим законодателям, непрестанно опиравшимся в своих реформах на теоретический Устав Екатерины»[398]. Следует заметить, что эта «вспышка» в силу сложившихся в России общественных отношений, основанных на сословном неравенстве, отсутствием представительных органов власти, была просто обречена на быстрое угасание, ибо российское общество было не готово для восприятия передовых пенитенциарных идей. Да и сама императрица, судя по всему, это понимала, отмечая в своих записках, в частности, что «мало людей в России даже подозревали, чтобы для слуг