Можно предположить, что отмеченные недостатки законотворческой деятельности XVIII в. объясняются тем, что Петр Великий, исповедуя принцип абсолютизма (как записано в Уставе воинском, «его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен»[259]), мало считался с мнением своих приближенных. Если в составлении и принятии Соборного уложения 1649 г. так или иначе принимали участие представители различных общественных слоев, то Артикул воинский 1715 г. создавался практически под диктовку одного человека – Петра I, который, при всех его дарованиях, был не в состоянии охватить все тонкости законотворческой деятельности, а его окружение, очевидно, даже имея свои мнения и предложения, не осмеливалось их высказывать.
Что же касается материального воплощения тюрем, то оно оставалось таким же, как и в допетровской эпохе. Во всяком случае, слово «тюрьма» уже достаточно прочно вошло в оборот. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что оно применялось и в обыденных ситуациях. Для примера можно привести письмо самого Петра I своей супруге Екатерине из Карлсбада, в котором он пишет, что «место здешнее так весело, что можно тюрьмою назвать, понеже междо таких гор сидит, что солнца почитай не видеть»[260].
Ведением тюрьмами на местах занимались губернаторы и воеводы. В центре эти функции перешли к Полицмейстерской канцелярии, создание которой в Санкт-Петербурге, по видимому, датируется 1718 г. (текст указа не обнаружен, хотя ссылки на него имеются[261]). При канцелярии со временем была учреждена своя тюрьма со штатом надзирателей[262]. Там же при полиции состоял палач[263]. Главная полицмейстерская канцелярия требовала от полиции других городов среди прочего данные о содержании колодников, утверждала приговоры к смертной казни и ссылке[264]. Позже, к концу 1737 г., полицмейстерские конторы появились в 25 лицмейстерские конторы появились в 25 наиболее крупных городах[265].
Теперь