Я шла опустив глаза. Мне не нужны были восхищенные взгляды мужчин, тем более – незрелых юнцов. К тому же у меня кое-что было на уме.
Уарминстерский Роберт Гауер мне нравился меньше, чем тот человек, которого я увидела впервые сидящим на ступеньке фургона. Он явно был человеком суровым, видевшим впереди цель, от которой ничто – и уж точно не две малолетние цыганки – не могло его отвратить. Он чувствовал, что ему было не место в приходском работном доме. Чувствовал, что не место ему было в грязном домишке, в прогоревшем предприятии возчика. Первая лошадь стала его отправной точкой. Фургон и дом в Уарминстере – следующими шагами к господской жизни. Он хотел стать мастером в своем деле, пусть этим делом был всего лишь бродячий балаган. Он, как и я, чувствовал, что его жизнь должна быть шире, больше. И он совершил – я начинала надеяться, что и у меня получится, – огромный шаг от нищеты к процветанию.
Но он за это заплатил. Суровостью, к которой вынудила его эта косная деревня. Здесь его голос был тверже, он ударил Дэнди и сказал нам обеим, что готов нас вышвырнуть.
Я тоже хотела пойти дальше.
Я понимала его целеустремленность, потому что разделяла ее. Я хотела, чтобы мы ушли прочь. Хотела покинуть жизнь, полную вины и пота. Хотела сидеть на розовом диване в выходящей на юг гостиной и пить чай из чистой чашки. Хотела быть из господ. Хотела в Дол. Я внимательно следила за Робертом и миссис Гривз. Становилась на колени, когда опускались они, вставала, когда они поднимались. Переворачивала страницу молитвенника вместе с ними, хотя не могла прочесть слова. Шевелила губами в такт молитве и открывала рот, напевая «ля-ля-ля» вместо гимнов. Я повторяла за ними каждую мелочь, чтобы Роберту Гауеру не было на что жаловаться. Потому что до тех пор, пока я не смогу спокойно увести нас отсюда, Роберт Гауер будет нашим плотом в мире нищеты. Я была намерена прильнуть к нему, словно души в нем не чаю, пока не смогу спокойно его оставить, пока не найду, куда увести Дэнди. Пока ясно не увижу путь к нашему общему дому.
Когда нам велели молиться, я опустилась на колени со скамьи, как какой-то напыщенный методист, и спрятала лицо в мозолистых ладонях. Когда проповедник говорил о грехе и раскаянии, я молилась лишь об одном, обращалась со страстной мольбой к Богу, в которого даже не верила.
– Приведи меня в Дол, – говорила я.
Я снова и снова шептала:
– Дай нам с Дэнди безбедно попасть в Дол.
6
Мы чтили день воскресный теперь, когда нас представляли как юных девиц Роберта Гауера. Нам с Дэнди было позволено медленно пройтись под ручку по главной улице деревни и так же медленно вернуться. Я – которой предстояло танцевать на спине лошади перед сотнями людей – скорее согласилась бы пройти сквозь огонь, чем сопровождать Дэнди на этой прогулке. Но она меня умоляла; ей нравилось показывать себя и смотреть на людей, даже если зрители были такие никудышные, как парни