Впрочем, Макото обожал не одно только рисование.
После уроков я поднялся в кабинет на третьем этаже нового школьного здания и стал искать работу Макото на полках в конце класса. Я выудил оттуда холст, на котором Макото уже начал писать маслом, разложил все необходимое и водрузил холст на мольберт.
Нет, я не только притворялся Макото – мне и на самом деле захотелось порисовать.
Я уселся на раскладной стул и минут десять смотрел на картину Макото. Наконец я смешал краски на деревянной палитре и приступил к делу. Сначала я пытался подражать манере Макото, о которой я мог судить по начатой картине, но постепенно кисть моя двигалась все легче и быстрее, и я с головой окунулся в мир живописи.
Закатное солнце кирпичного цвета озаряло кабинет.
Таинственный и приятный запах масляных красок.
Среди полного умиротворения я как-то сам собой понял чувства Макото. Кроме него в кабинете было еще человек десять, но все они воодушевленно трудились над своими работами. Никто не смотрел на меня, как в девятом «А» классе. А короткие разговоры и смех, напротив, помогали разрядить атмосферу.
Только здесь Макото мог передохнуть.
И только здесь он мог расслабиться.
Стоило мне обрести уверенность перед холстом, как вдруг что-то словно стеснило грудь.
– Давно не виделись, Макото!
Из-за спины послышался голос, сладкий и сочный, будто фрукт.
Еще не обернувшись, я уже знал, чей он.
Голос Хироки Кувабары. Я пришел, чтобы увидеть ее.
Какая она? Я робко оглянулся и увидел чуть пухленькую девушку с темно-русыми волосами, которая разглядывала картину.
– Где ты был, Макото? Так давно тебя не видела! Ужасно волновалась, что твоя картина так и останется незаконченной. А ведь она так мне нравилась! Только ради нее сюда и прихожу! Ладно, шучу-шучу.
Впрочем, я уже знал от Пурапуры, что это неправда. Хирока Кувабара не посещала кружки. Зато ее лучшая подруга ходила в кружок рисования, и порой Хирока заглядывала к ней. В такие дни Макото, затаив дыхание, ждал, когда Хирока обратится к нему.
– Макото, я так рада, что тебе лучше! Я так хотела, чтобы ты ее дорисовал! Твои картиночки, Макото, в последнее время такие мрачные! А эта – очень, очень яркая, и я так жду ее!
Эта Хирока, которая щебетала, наклонившись вперед и чуть ли не прижавшись ко мне щекой, разительно отличалась от той, что я себе представлял. Я-то думал, что она окажется взрослой и развитой не по годам, но в реальности она вела себя как маленькая девочка. И все же Хирока была по-своему очень привлекательной. Каждый раз, когда ее длинные волосы задевали мою щеку, мне казалось, что сердце мое вот-вот разорвется на части. Может, так реагировало на нее тело Макото.
– Ты больше так не делай, Макото! Обещаешь Хироке, да? Ты ведь закончишь картиночку, которая мне так нравится, правда-правда? Этой лошадке будет очень жалко, если ты ее не закончишь…
Хирока училась на класс младше, но обращалась к Макото не «сэмпай», как принято говорить старшим, а по имени.