Маргарет украдкой бросила взгляд на Эдуарда и Фелицию и увидела на их лицах страдальческое выражение. Похоже, эта странная музыка, которую исполнял их сын, была им не знакома, так же как ей и Ребекке.
Арман развивал бурную музыкальную тему, и по мере ее раскрытия Маргарет становилось все неуютнее и неуютнее в этой гостиной. Ей вообще не нравилось, когда люди несдержанно выказывают свои чувства. А во время выступления Армана ей казалось, что она наблюдает нечто глубоко личное, драму человеческой души, полную темной ожесточенно-неистовой горячности, свидетельницей которой ей вовсе не хотелось быть. У нее отлегло от сердца, только когда он закончил.
Ребекка не понимала, что ее разбудило, но она спала глубоким сном и вдруг внезапно проснулась, на мгновение почувствовав некоторое замешательство, какое всегда бывает, когда впервые просыпаешься в незнакомом месте.
Осознав наконец, где находится, Ребекка продолжала лежать с бешено колотящимся сердцем, устремив глаза в темноту, прислушиваясь, пытаясь уловить в ней то, что заставило ее проснуться. Окна спальни были открыты, и можно было разглядеть призрачную бледность штор, колышущихся от дуновения легкого ветерка.
Пугливой по своей природе Ребекка никогда не была, и все же сейчас она ощутила холодное прикосновение страха. У нее было отчетливое чувство, неясное ей самой, что она не одна, что сейчас с ней в комнате находится кто-то или что-то еще. «Ну конечно, это смешно. Кто мог войти в мою комнату глубокой ночью? Наверное, мне просто приснился дурной сон».
И тут она увидела темную тень на фоне светящейся тьмы, обозначавшей окно, и издала сдавленный крик.
Через несколько мгновений тень исчезла, Ребекка услышала звук, как будто дерево скользило по дереву.
Трясущимися руками она пыталась нащупать на ночном столике коробку со спичками, наконец найдя, зажгла свечу на подсвечнике.
Чтобы лучше осветить комнату, она подняла подсвечник над головой, и маленький язычок пламени, этот сгусток золотой жизни, встрепенулся и начал покачиваться, как будто действительно был живым. В комнате никого не было. Может, ей все приснилось?
Но вскоре откуда-то снизу донесся неясный звук – музыка, очень мягкая, едва слышная. Играли на каком-то незнакомом струнном инструменте. Мелодия тоже была странная, отдаленно напоминающая индийскую.
– Вот это один из старых павильонов. Всего их осталось четыре. Во времена моего деда их было не меньше дюжины.
– Как красиво, – проговорила Ребекка. Она держала Жака под руку. Они свернули с главной аллеи на более узкую, направляясь к искусно построенному сооружению, о котором как раз и шла речь. Павильон помещался на небольшом пространстве среди переплетений цветов и одичавшего винограда.
– Мы пытаемся поддерживать эти постройки в хорошем состоянии, регулярно ремонтируем их и подновляем роспись. – Жак