Карантин находился как-раз в таком доме. Брошенный своими хозяевами, с воронками в саду от прилетов сначала наших орудий, потом ответных уже попаданий хохлов, дом стоял почти целый, только в окнах на втором этаже были многочисленные дыры от осколков.
Третий и первый этаж практически не пострадали, на улице был декабрь, и сохранять в доме тепло было совсем не сложно. Одеяла на окнах одновременно выполняли роль утеплителя и светомаскировки. На первом этаже, в большой комнате, которая видимо была раньше залом, вдоль стен стояли 4 кровати. Посередине комнаты располагалась печь буржуйка – прожорливая, но быстро прогревающая нашу импровизированную спальню. Топили мы её два-три раза на дню, щедро набивая сухими дровами – сломанными ящиками от снарядов, которых у нас. как у артиллеристов, было предостаточно. Рядом с каждой кроватью стояли импровизированные тумбочки – наши рюкзаки, набитые вещами. А также по одному стулу – на них на ночь вешались бронежилеты и складывались каски. Рядом всегда под рукой – заряженный автомат. И фонарик – чтобы перемещаться по дому ночью.
Карантин появился в подразделении недавно – все вновь прибывшие привозили с собой страшную заразную болезнь, которую именовали никак иначе, как Молькинский вирус. Пополнение прибывало примерно раз в две-три недели, и надолго выбивала из строя “старичков”. Сопли, слюни, температура под 40 – и так каждый раз. Вирус на большой земле мутировал, развивался, благо каждый день приезжали парни со всей нашей Огромной и Необъятной, а так же из Ближнего и не очень Зарубежья. Стабильно на неделю подразделение было менее боеспособно, чем это должно было быть. Поэтому нас троих определили в карантин.
Начальник карантина – невысокий, остроносый с большими глазами наш погодок обладал каким-то зверским иммунитетом – молькинская зараза обходила его стороной. За ленточку он убыл раньше нас на месяц, и поэтому считал себя чуть ли не дедом.
Сначала мы об этом не знали. Из нас троих – один был уже в командировке второй раз, поэтому из карантина он быстро перенес вещи к водителям, второй – был старый служака на пенсии (правда, военной), а я был в армейских условиях впервые, и поэтому каждого представлявшегося “начальника” воспринимал именно “начальником”.
– Толченый, – представился глава Карантина и окрестностей. Толченый был сонный и невыспавшийся. Сначала я думал, что это связано с тем, что привезли нас под утро, но потом его такой внешний вид – “я всегда со сна” оказалось его естественным состоянием. Уже позже, я узнал, что мистер Толченый был из тех бойцов, в котором никак “не могли найти талант”, за месяц командировки он успел уже побывать в нескольких расчетах и нигде долго не приживался. Мужик он был на самом деле рукастый и неглупый, но очень умело прикидывался дураком.
Однажды, его спросили, для чего ему это?
– Дуракам легче жить, – выдал Толчёный с умным видом, и опять исчез за непробиваемой стеной своего косоватого взгляда.
А