особенных проблем не возникло: обнаруживали группы Младших, блокировали, ну и расстреливали с расстояния из луков, чтобы не терять людей. В плен на тот момент никого из них специально брать не собирались. Интересности начались, когда к нашей группе подошли несколько местных, и очень тревожно и что-то путано объясняя про своих детей, попросили нас скорее открыть подвал замка. Спустившись туда, сначала мы ничего необычного не заметили, однако местные слишком уж сильно волновались, и мы начали осматривать стены более тщательно. И, конечно же, обнаружили кладку несколько дневной давности. Местные мужики, просившие нас о поисках, тут же притащили инструменты и начали вскрывать стену. Мне никогда не забыть то, что я увидел там тогда. Даже прошедшие десятилетия не позволяют мне это сделать. Когда выбили первые камни, сравнительно небольшое подвальное помещение сразу наполнилось зловонием и стонами. Местные уже чуть ли не зубами вырывали камни из стены, мы приготовили оружие. Когда же мы наконец ворвались в запечатанную комнату, у нас пропала возможность не только говорить, но даже двигаться от ужаса происходящего. В помещении размером саженей десять на пятнадцать напротив пролома стояли в ряд четыре деревянных креста, на которых были распяты дети, по сути подростки. У них были растерзаны тела, часть рук или ног были оторваны и валялись здесь же, рядом, на полу. Запах крови, гниения, испражнений был настолько сильным, что мы дружно начали блевать, добавляя вони и грязи ещё и от себя. Несколько изуродованных тел валялись в углу одной бесформенной кучей. А прямо посередине комнаты стоял массивный стол, на котором лежало тело настолько изуродованное, что даже определить пол ребёнка не представлялось возможным. Копавшийся в нём мужчина не обращал на нас никакого внимания, он как будто что-то искал одной рукой во внутренностях, а другую зачем-то держал на лице ребёнка. Мы были солдаты, воины, участвовавшие в различнейших битвах, и мы не раз видели, как и какие во время боя наносятся увечья. И понятно, что неженок, теряющих сознание при виде крови, среди нас не было. Но когда в твою сторону поворачивается окровавленное лицо без глаз, носа и даже губ и сквозь наполовину выбитые зубы доносится стон, остаётся только расстаться с разумом или умереть. Дети на крестах были ещё живы! Четыре наших клинка, в том числе и мой, сначала пронзили, а потом изрубили в лохмотья того человека, которого мы там застали. Хотя, назвать его человеком уже было совсем никак. Двое местных, с виду крепких мужиков, рыдали в голос, а ещё двое валялись на окровавленном полу, как куклы, потеряв сознание. Сняв как можно аккуратнее истерзанные тела, мы перенесли их во внутренний двор замка: на свежий воздух и естественный свет. При ярком солнечном свете их раны казались неестественными, как будто что-то чужое, инородное попало в наш мир. Это было как какая-то страшная болезнь, зараза, непонятным образом занесённая к нам. Каждый из нас ощущал даже волосками на коже ту опасность, что несла эта зараза. Ну, и конечно, никто
