Желтые шторы, морская свинка и конец света. Ольга Мареичева

суп! – крикнула мама. – И принеси мне бутерброд.

      – И мне! – попросил папа. – И колы.

      Суп я греть не стала, тоже сделала себе бутерброд и распотрошила упаковку печенья.

      – Так что случилось-то? – спросил папа, когда я поставила перед ним тарелку и стакан. – За что тебя выгнали?

      – Заболела Людмила Юрьевна, – мама уже успела заглянуть в рассылку для родителей, – завтра им ко второму уроку.

      – Понятно, – вздохнул папа, – со свинкой было бы интереснее.

      Знали бы они!

      Я отправилась к себе, открыла учебники и принялась честно в них тупить. Выучить хоть что-нибудь было невозможно даже под угрозой расстрела.

      Просидев так минут двадцать, я не выдержала и открыла ноутбук. Наши вовсю общались в группе, но толку от их разговоров не было. Все дружно спорили, кто первый заорал, кто первый побежал и какого черта вообще было свинку гонять. Карташов не появлялся.

      На сайте школы о директоре было сказано немного. Вернее, почти ничего – только имя и ученая степень. Появился он в сентябре – прежняя директриса ушла на пенсию. Учителя и родители боялись, что «новая метла» все вверх дном перевернет, но в школе мало что изменилось: разве что доски купили современные. Кто-то из учителей ушел, кто-то незнакомый работать стал, но так всегда бывает. Русичку нашу вот не тронули, хотя она, по слухам, боялась вылететь.

      Но он ведь даже не удивился!

      Мне стало жарко, я ушла в ванную и включила холодную воду. Вернулась, легла на кровать и врубила музыку.

      Пусть меня ругают! Все равно не до учения.

      У родителей, похоже, был дедлайн – одновременно, – поэтому они меня не трогали. Я так и заснула под «Мельницу», не раздеваясь, поверх покрывала. Во сне видела зимние улицы под скучным серым небом, опаздывала в школу и никак не могла вспомнить литовское стихотворение. Никакие свинки мне не мерещились.