– То-то и оно. – Ева остановила машину перед городским особняком в Верхнем Уэст-Сайде, где младший Айкон обитал со своей семьей. – Есть над чем задуматься.
– Бывает, трагедии преследуют одну семью на протяжении поколений.
– Ты, помнится, в юности хипповала, Пибоди. Разве хиппи верят в карму?
– Конечно. – Пибоди вышла на тротуар. – Просто мы называем это космическим равновесием. – Она поднялась по ступенькам крыльца к старинной массивной двери. – Прямо дворец, – сказала она, ощупывая резную древесину, пока система охраны спрашивала их о цели визита.
– Лейтенант Даллас, детектив Пибоди. – Ева поднесла свой жетон к «глазку» сканера. – Департамент полиции Нью-Йорка. Мы хотим поговорить с доктором Айконом.
– Прошу подождать минуту, – раздалось в ответ.
– У них есть загородный дом в Хэмптонсе[2], там они проводят выходные, – продолжала Пибоди, – вилла в Тоскане, еще один дом в Лондоне и небольшой пляжный домик на Мауи[3]. Можно географию изучать. А со смертью старшего Айкона ко всему этому прибавятся еще два объекта недвижимости. И почему Макнаб не стал преуспевающим доктором?
Йен Макнаб, ас электронного отдела, был сожителем Пибоди и большой любовью всей ее жизни.
– Можешь его бросить и сменить на богатого доктора, – предложила Ева.
– Нет, не могу. Слишком сильно я люблю его тощую задницу. Смотрите, что он мне подарил. – Пибоди сунула руку за пазуху и вытащила кулон в виде трилистника.
– С чего это он?
– Чтобы отметить окончание физиотерапии и полное выздоровление после ранения при исполнении служебных обязанностей. Он говорит, что этот талисман оградит меня от новых ранений.
– Бронежилет оградил бы тебя еще лучше. – Увидев, что Пибоди уже готова надуться, Ева вспомнила, что партнерство, как дружба, налагает определенные обязательства. – Красивый, – добавила она, взяв в ладонь маленький талисман и поднося его к глазам. – Очень мило с его стороны.
– Макнаб всегда на высоте. – Пибоди заправила трилистник обратно за ворот рубашки. – А знаете, мне вроде как теплее становится, когда я его ношу.
Ева вспомнила о бриллианте величиной с детский кулачок. Она чувствовала себя глупо, ей было неловко, но ей тоже становилось теплее. Во всяком случае, с тех пор, как она привыкла к его весу.
Не к физическому весу, призналась она себе, к эмоциональному. Ей потребовалось время, чтобы привыкнуть к весу любовного талисмана.
Дверь открылась. Женщина с портрета стояла в дверном проеме, сноп золотистого света падал на нее сзади. Даже вспухшие от слез глаза не могли испортить ее невероятную красоту.
3
– Простите, что заставила вас ждать, да еще под дождем. – Ее голос соответствовал внешности – мелодичный и богатый обертонами, хотя и приглушенный горем. – Я Авриль Айкон. Входите, прошу вас.
Она отступила в вестибюль, освещенный хрустальным канделябром.