Я стал упрашивать его со слезами.
– Не могу, мальчик, классы переполнены.
Это была моя первая встреча с невезением.
На следующий год меня приняли в школу. Сидел я за одной партой с девочкой. С удовольствием, с любовью смотрел на молодую стройную учительницу в белой кофточке, в черной юбке и в туфлях на высоких каблуках. Звали ее Клавдия Ивановна. Время не в силах вытравить из памяти ее образ!
Нравилась мне и школа. Высокие на удивление потолки, просторные коридоры, лестница, ведущая на второй этаж; светлые классы с большими окнами, парты с откидными крышками; во дворе ряд спортивных сооружений и странный запах какой-то невысокий, загустелой за лето, травы.
Через год из-за переполненности классов открыли школу у нас в деревне в большом шестистенном доме бывшего богатыря. Классы спаренные: первый и третий, второй и четвертый, два учителя мужчина и женщина. К сожалению, учителя часто менялись, поэтому не удавалось запомнить некоторых. Остался в памяти один, потому что хромал на правую (или левую) ногу, имел голубые, навыкат глаза (не тот ли самый, который 2 года назад не принял меня в школу?). Был он чуть выше среднего роста и плотный, крепкий, очень любил охоту и брал меня и моего друга весной охотиться ночью ну уток, которые охотно на манок, плюхаясь в лужи возле леса, где была наша засада. Звали его Вениамин Иванович.
В четвертом классе некоторое время вела уроки стройная учительница с глазами, погруженными в глубокую тень, этим она очень походила на портрет героя Гражданской войны Лазо из учебника истории.
В 1941 году я перешел в пятый класс, то есть в среднюю школу райцентра.
Началась война. Ушли на фронт учителя. Я еще не освоился в средней школе, поэтому не могу точно назвать ушедших, за исключением Агапова, который был директором.
Вели уроки Петр Михайлович Любимов, яркий представитель дореволюционной когорты учителей. Он ходил в неизменном черном костюме, с «бабочкой» вместо галстука на белоснежной рубашке, обшлага которой выступали ровно на два сантиметра из-под рукавов пиджака. Вел он зоологию. Едва в коридоре раздавался звонок на урок, выходил Петр Михайлович из учительской, степенно, неторопливо проходило по коридору, заходил в класс, привычно раскладывал на кафедре тетради, книги, раскрывал классный журнал, делал перекличку (не всегда), доставал из нагрудного кармашка серебряные на серебряной цепочке часы, открывал крышку, клал часы на место. Закончив опрос пройденного материала, объяснял новый, закреплял его, ставил оценки, закрывал журнал, выдворял часы в кармашке, и раздался звонок с урока. Уходил учитель, так ни разу не улыбнувшись, чем повергал меня в немое обожание его.
Было странно видеть его играющими на сцене РДК роли персонажей Островского; впрочем, он и там не улыбался. Жил он в скромном домике около реки. За высоким, плотным заплотом красовались выше крыши тополя – явление