Для начала надо было разобраться с содержанием записки, наверняка про эти самые камешки. Долго думали. Единственным знатоком бирманского языка, которого мы лично знали, был Альберт Иванович Алексеев, преподаватель Петербургского университета. В Рангуне мы под его началом состояли в группе переводчиков. Кроме того, он консультировал всю выставочную команду в качестве эксперта по стране. Бирманские хозяева в нем души не чаяли, умилялись его идеальному произношению, знанию местных традиций и обычаев.
Один раз он здорово меня выручил, когда, не знаю по чьей указке, администрация нашего отеля запустила в мой номер миловидную бирманку. Девица на неплохом английском молотила всякую невинную чепуху, при этом тут же присела на кровать и явно вела дело к моему совращению. Чуя, что дело пахнет провокацией и, возможно, уже документируется на фото- или кинопленку, я столь же невинно сказал, что сейчас добуду у своего приятеля настоящее Советское шампанское, чтобы отметить наше знакомство. Несмотря на протесты мадам, я выдал звонок Алексееву, сообщив, что у меня объявилась местная красавица – большой друг русского народа, и надо бы отметить это вместе. Опытный Альберт Иванович все сразу понял, сказал «щас буду» и вскоре появился с веселой компанией совграждан, держа в одной руке бутылку «Шампанского», а в другой – огромную коробку шоколада, мол, гуляем по поводу удачно заключенного контракта на выставке; заодно стали приглашать отнекивающегося коридорного, который наверняка был причастен к запуску девицы. В итоге они оба, смущенно улыбаясь и благодаря за угощение, смылись, а я на всю жизнь затаил признательность Алексееву за то, что не дал испортить мою комсомольскую биографию потенциальным компроматом.
В общем, отправили мы ему почтой на университетский адрес (домашнего не знали) письмо, в котором очень вежливо и с массой комплиментов попросили по возможности растолковать содержание прилагаемой записки, сообщили свой телефон.
Выходные я проковырялся с прибором, пытаясь как-то его реанимировать. Бесполезно. Значит, надо было нести в ремонт или искать замену аккумулятору. Это требовало времени, так как нужный «развал» электроники был от нас на другом конце Москвы. В итоге начало «новой жизни» у Тани пришлось отложить, что, впрочем, не очень ее расстроило. А мы погрузились в прозу очередной рабочей недели. Трудовые будни издательского дома, где мы зарабатывали на жизнь переводами иностранной литературы, были весьма насыщенными.
Прошло дней десять. Алексеев молчал. Пришлось разориться и позвонить по междугороднему в деканат Востфака СПбГУ. Там подтвердили, что господин профессор в природе существует, приняли для него нашу телефонограмму с напоминанием про письмо и просьбой перезвонить, «если не затруднит».
Тем временем решили все-таки предварительно оценить камешки, которые могли украсить наш скромный бюджет.