Пули завывали так, что ясно было – подпиленные. Не иначе на медведя собирались. Мимо, разумеется, раз услышал. А сам снова попал, двумя следующими выстрелами. Это всегда чувствуешь.
Полежал немножко, медленно начал отползать до ближайшего укрытия, по-прежнему на спине, держа перед собой пистолет, в котором оставалось всего два патрона. Никто на той стороне не шевелился.
Значит, опять выскочил «из объятий смерти», как любили выражаться в XIX веке.
Возвращаться и смотреть, кто тут взялся роль Ли Харви Освальда[22] разыгрывать, он не стал. Смысла никакого, а нарваться можно. Вон, уже начали перекличку милицейские и дворничьи свистки. Еще раз попадаться в руки органов «по мокрому», как недавно в Кольчугине, ему совершенно не улыбалось. Многовато для номенклатурного товарища, тут и товарищ Сталин из себя выйдет. Не нарком, подумает, а прямо Зорро какой-то.
Одно непонятно. Если это по недосмотру не выведенные из предыдущей операции чекисты Ежова – так методика не та. Стрелять ночью на два десятка метров из обреза трехлинейки – более чем глупо. Так не делали не только специалисты, вообще никто, соображающий в огнестрельном деле чуть больше питекантропа. Разве что зверовидные «кулаки» с плакатов периода коллективизации, убивавшие сельских активистов непременно из обрезов. Нормальный убийца воспользовался бы пистолетом, исходя из места и времени – удобнее всего в упор. Или вон в той, маячащей впереди подворотне броситься с трех сторон, навалиться, ткнуть финкой под ребра. А тут какой-то Даллас для даунов!
Самое простое и при этом убедительное объяснение – засада была не на него. Кто, на самом деле, мог догадаться, что именно в это время нарком вздумает выйти от Буданцева, вспомнит об Овчарове и договорится о встрече, да еще и направится на рандеву непредсказуемым маршрутом?
О времени выхода мог кому-то сообщить сам сыщик по телефону, так логично было бы встретить и «завалить» Шестакова в том же дворе или поблизости. Стоп, это уже ближе. У ворот встретили, повели, в подходящем месте решили кончать. По-дилетантски, но с хорошими шансами на успех. Инструмент специально выбрали, к официальным инстанциям отношения не имеющий… Но все равно неудобный.
Лихарев бы так мог сработать, только как раз ему это сейчас совершенно невыгодно. Загадки, загадки, тайны мадридского двора.
«Мне кажется, что я магнит, и я притягиваю пули…» – писал один из поэтов фронтового поколения.
Увидел на углу очередной автомат и, повинуясь только что возникшей идее, позвонил Буданцеву. Коротко изложил суть происшедшего. Иван Афанасьевич только присвистнул, обошелся без никчемного: «А я что говорил?»
– Так вы б, может, вышли, так, прогуляться, мельком взглянуть, что и как? Вас, если что, постовые не задержат… – полувопросительно предложил Сашка.
Судя