Как-то раз посреди дня я все-таки решилась выйти на задний двор, чтобы погреться на солнышке.
Февраль в здешних краях мягкий, пасмурный и прохладный, впрочем, как и вся зима. Я родилась и всегда жила на юге Алабамы, поэтому не удивлялась голым деревьям, мокрым дорогам и белым облакам на небе, которое на рассвете было уже совсем весенним. Мне нравилось снова чувствовать траву под босыми ногами. Солнце сплело на лужайке сверкающее кружево, и я любовалась им, сидя в тени абрикосового дерева, погружаясь в безмятежность этого маленького сада.
В какой-то момент я услышала громкое настойчивое гудение. Я встала и пошла на звук, а когда поняла, в чем дело, то расстроилась. Гудел шершень. Одной лапкой он застрял в луже грязи и, трепеща крыльями, пытался взлететь.
Неприятно осознавать, что я ничего не предпринимаю, а стою в нерешительности и со страхом смотрю на существо, попавшее в беду. Я всегда считала пчел с их толстыми лапками и пушистыми воротничками очень милыми, но шершни меня пугали. Несколько лет назад один такой меня здорово ужалил, рука болела несколько дней, не очень-то хотелось вновь проходить через это.
Однако шершень продолжал так отчаянно извиваться, что отзывчивая часть меня взяла верх: я осторожно приблизилась к нему, разрываясь между страхом и жалостью. Попробовала ковырнуть жижу палкой, но сразу же отскочила с пронзительным визгом, когда он снова разразился грозным жужжанием. Потом я вернулась и снова принялась орудовать палкой.
– Не кусай меня, пожалуйста, – умоляла я его, – не кусай!
В результате при помощи второй палки, потому что первая сломалась, мне все-таки удалось его освободить. Фух, с облегчением подумала я и улыбнулась.
Шершень немного поползал по земле, приходя в себя, и наконец тяжело взлетел. А я побледнела от страха. Отбросив палку, я побежала, закрыв лицо руками и визжа, как маленький ребенок. Было стыдно, но я себя не контролировала.
Добежав до садовой дорожки, я запнулась о собственную ногу и наверняка расквасила бы нос об плитку, если бы в последний момент меня не поддержали чьи-то руки.
– Эй! – услышала я. – Ты чего?
Я обернулась, все еще цепляясь за обхватившие меня руки, и увидела ошеломленные глаза своего спасителя.
– Лайонел?
Что он делал на заднем дворе?
– Клянусь, – смущенно начал он, – я тебя не преследую.
Он отпустил меня, и я отряхнула грязь с брюк.
Лайонел кивнул в сторону дороги:
– Я живу недалеко отсюда, через несколько кварталов… Спокойно шел себе по дороге и услышал, как ты кричишь. Струхнул не по-детски, – шутливым тоном сказал он и вопросительно поднял бровь. – Можно узнать, чем ты