В домике пахло сухим деревом и хвоей. Дверь скрипнула и захлопнулась за спиной девушки. Эшлин немедленно захотелось развернуться и выбежать вон. Не от страха, бояться было нечего, от острой печали утраченного.
Память того, кто с детства привык заучивать огромные заклинания, сказания и баллады, цепко схватывает любые мелочи. Здесь Брадан сидел на сундуке и смеялся над тем, что она не умеет выцарапывать знаки на глине. Здесь он оставил свои сапоги, и в левый залезла мышь. Здесь он лежал на плетеном покрывале и, вглядываясь в связанный Эшлин простой паттеран, пытался угадать его смысл. Здесь он пил ежевичное вино, а она резко развернулась, после чего бордовые капли стекали даже с ушей. У обоих.
Кровать, сундук с медным замком, две глиняные кружки на столе, лавка. Будто бы он вышел на мгновение.
Брадан, ученик друида, человек. Он засел в памяти, будто заноза, каждое мгновение, проведенное с ним, каждое его слово. Если бы Эшлин заранее знала, как запоминаешь того, кто становится Хранителем Души, лучше бы сама разбила тогда свой Кристалл.
Не думать, чтобы в горле не поднималась горечь, а взгляд не туманился. Сделать то, зачем пришла, и быстро уйти.
Эшлин достала из кармана юбки уголь и встала на колени, расчерчивая пол знаками. На это вечером тоже не будет времени, а перепутать рисунок нельзя. Навсегда остаться между мирами лишь потому, что в глазах не вовремя блестели слезы, – слишком глупая смерть для ши из рода Ежевики.
Кажется, в этой комнатке до сих пор сохранился его запах… та ночь так же одуряюще пахла вереском, медовым закатом лета, зреющими яблоками. Сосны подбирались к берегу, оставляя небольшую полосу камня над самым обрывом. Внизу шумела вода, над головой – ветер в ветвях.
Тогда они сидели у костра, далеко отсюда, так, чтобы быть незаметными ни из сада, ни из дома. У Брадана были светлые волосы, как у ши из семьи Березы, по-лисьи узкие голубые глаза и улыбка, от которой становилось щекотно. В тот вечер они молчали, изредка хором кашляя и смеясь, когда дым окутывал облаком. С этим человеком даже молчать было как-то уютно, будто он обнимал взглядом, не прикасаясь.
Эшлин помнила, как, сильно закашлявшись, пригрозила, что спустит его со скалы в реку охладиться, если он не перестанет лезть в костер, вместо того чтобы спокойно сидеть возле него.
Брадан пристально посмотрел на нее, в его глазах отражались переливы пламени.
– Иногда я хочу стать огнем, но это невозможно. Поэтому просто стараюсь подружиться с саламандрами. Если дать им волю, они уничтожат все вокруг и умрут сами, но если осторожно… смотри, как они танцуют на дереве. – Потом тихо добавил: – Порой мне кажется, что они танцуют внутри меня.
Вокруг застыла теплая, трескучая тишина, которую, казалось, можно было сжать в ладонях. Вдруг в соснах за спиной ухнул филин. Эшлин вздрогнула и очнулась.
– Если