– Вы не верите мне, да? Если все было так ужасно, зачем же мне проживать это еще раз? То есть я все это время разговаривала со стеной?
– Нет, не со стеной, но с тем, кого ты себе представляла. Галлюцинации, возникают вечером, в твоем режиме около одиннадцати, продолжаются несколько минут до прихода санитаров и медсестер. Я абсолютно уверен, что их можно назвать пазлом, собранным тобой из обрывков старых воспоминаний и воспоминаний о буднях здесь. Я очень рад, что могу сказать тебе это сейчас. Пройдет время, прежде чем все наладится, но пообещай мне, что будешь держать эти слова поблизости. Вспоминать, когда снова будет страшно. Хорошо?
Лори хочется молчать. Ей кажется, будто чувства вновь обесцениваются какой-то ложью.
– Знаешь, это не лучшая колыбельная на ночь. Я могу дать пару таблеток, но нужно ли тебе снова спать? Я могу попросить медсестер не будить тебя завтра рано. Выспишься, отдохнешь, подумаешь или порисуешь. Проведешь ночь так, как хочешь ты, а не он.
– Да… Наверное…
– Конечно. Все это сложно принять, но я знаю, что ты справишься. Главное сейчас – вспоминать. И чем скорее ты разберешься с этим, тем быстрее сможешь вернуться домой.
– Можно мне идти?..
– Разумеется.
Питер делает глоток из голубой чашки и протягивает Лори черный блокнот.
И она медленно, словно оглушенная словами, бредет к выходу.
Питер допивает чай до самых чаинок и вновь ставит чашку на блюдце, складывая руки в замке вокруг. Все, что так внезапно случилось сегодня, прервав титанически осуществленные попытки наладить личную жизнь, снова оставляет его наедине с кабинетом.
Он достает из стола серый блокнот и открывает по одной из десятков закладок страницу с короткими выписками.
19.01.1991 Лори. Дневник
Я кое-что помню из детства. Когда я была маленькой, то по поводу моего лечения мама всегда обращалась к дяде Альфреду. Он был врачом общей практики. А когда мама умерла, то я сама ходила за рецептами на снотворные. Он, конечно, всегда отговаривал меня, но я ужасно спала с тех пор.