Тут же в щель просунулась рука – лишь несколько пальцев, распухших и гибких, так толстенные черви, с чёрными, отросшими и наполовину обломанными ногтями. Пальцы уцепились за край заслонки и стали дёргать, толкать, стараясь расширить щель. Воята ясно видел, что под ногтями у чудища – свежая земля.
– Ишь ты, нечисть!
Опомнившись, Воята кинулся назад к оконцу, вцепился в заслонку со своей стороны и стал толкать её в другую сторону, чтобы закрыть. Но дело шло туго: полночный гость был очень сильным.
Морда в щели – теперь её стало видно почти целиком – исказилась злобой. Снаружи несло вонью, как из разрытой могилы: пахло свежей холодной землёй, прелью и трупной гнилью. Кривясь, Воята изо всех сил толкал заслонку, отвоёвывая у противника зерно за зерном, перст[16] за перстом.
– Толкай, толкай! – как будто взывал где-то рядом неведомо чей голос, тонкий и звонкий. – С нами крестная сила!
Морда, ощерив обломанные зубы, тоже напрягалась, не желая сдаваться.
– Да постыдятся… и смятятся… все врази мои… – пыхтел Воята, почти безотчётно заканчивая прерванный псалом. – Да возвратятся и устыдятся… зело вскоре!
Рывком он задвинул заслонку, и морда исчезла. Снаружи долетел приглушённый вой.
– Что за ч-че… что за немытик сюда лез?
Тяжело дыша от напряжения, Воята оглянулся на тело Меркушки, но то, слава богу, лежало тихо и неподвижно.
Особого страха он не чувствовал – скорее изумление и понимание, что от этого нехорошего гостя надо избавиться.
– Это беси, – пискнул над ухом тонкий голосок. – Предупреждали тебя.
Воята резко обернулся – позади никого не было. При свете трёх свечей углы и полати разглядеть было нельзя, но казалось, что в избе никого нет, кроме него и покойника.
Только тут он осознал, что пока он боролся с немытиком, кто-то рядом кричал: толкай, толкай!
– Ты где? – напряжённо спросил Воята, понимая, что ещё не всех гостей избыл.
– Тута я… – смущённо ответил голос из воздуха прямо перед ним.
– Кто ты? – Воята шарил глазами по воздуху, но ничего способного говорить не видел.
– Марьица.
– Какая ещё к бе… Какая еще Марьица?
– Крестница твоя. Кому ты лоскута на сорочку не пожалел.
– Кре…
– В поле чистом. Помнишь?
Воята вспомнил: поле, росстань, младенческий плач из-под кучи веток. «Коли ты женского полу, то будь Марья…»
– Ты читай давай, – посоветовал голос, не давая времени на раздумья. – А то их много там, и ничем иным, кроме слова Божия, их поодаль не удержишь. Злые, хуже псов. Даже мне и то стра-аа-шно…
Подтверждая её слова, заслонка задрожала: в неё колотили снаружи. Перекрестив заслонку – она вмиг успокоилась, – Воята вернулся на своё место, к воображаемой Псалтири, и, с усилием вспомнив последние прочитанные на память строки, глубоко вдохнул.
Хорошо, когда псалмы затвержены наизусть – одна строка тянет за