Хуадад-Сьюрэс. Я читатель – я так вижу. Анастасия Голикова

сидели Боги в молчании, пораженные новостью страшной, пока Джулиус неожиданно не рассмеялся. Заявил он, что странную забаву Брутана видит в случившемся и что считает бесчестным со стороны своего дяди подбивать на ложь скромную супругу. Шепот раздался среди Великих, а Брутан впал в ярость, разозлившись на клевету, <…> едва удержали его от расправы над племянником братья. <…> Разошлись опосля этого Боги, предпочитая верить, что лишь непонятную шутку придумал самый неистовый из них. А Куперус не остановил никого, ибо не знал, что говорить и что делать».

      Глава 2 О Крылатых

      1

      Молодой человек с шумом втянул носом воздух и открыл глаза. Лицо сразу же исказилось гримасой: его разбудила святая уверенность, что сотни иголок просочились ему под кожу и теперь раздирают руку изнутри, нещадно двигаясь во всех направлениях и разрезая плоть на своем пути. Шипя и ругаясь, он перевернулся и начал остервенело растирать ледяную конечность, на которой так легкомысленно заснул. Ему потребовалось не много времени, чтобы понять, где он находится и что его друг, компаньон и учитель, скорее всего, спит. Не переусложненная лишними конструкциями брань сменилась тихим недовольным постаныванием. Однако стоило юноше заметить, что его спутник лежит по другую сторону от едва теплящегося костерка с открытыми глазами, как он вновь начал вслух поминать младшего полубога несчастий.

      Было около полуночи, ну, возможно, шестой темный час, если судить по затухающему огню и взявшему перерыв соловью. Луна как бы нехотя показывалась из-за туч и сразу же скрывалась. Ни одной звездочки видно не было. Земля стремительно расставалась с накопленным за день теплом, а ветер, который вечером дарил приятную прохладу, сейчас заставлял ежиться и вспоминать, что это всего лишь первая ночь лета.

      – …тыщу раз ему в жопу, еще и холодно – рындец! Э, Розд! – выкрикнул молодой человек, доведя свой монолог до логического завершения. – Чего не пишь?

      Дрозда на самом деле звали Еремией, но в их кругу было принято обращаться друг к другу по прозвищам. Вернее, в кругу Зикари – Стервятника. Это было одно из странных, но, наверно, оправданных правил, которое молодой человек понимал не полностью. То есть, ладно, сам он осел в Стэржеме всего два года назад и мало с кем общался, но зачем этот спектакль практически выросшим там Еремии и Зикари, которых каждая собака в Перепутье знает?

      Так или иначе, ему нравилась игра, в которой он участвовал, поэтому юноша безоговорочно принимал ее условия. Не говоря уже о том, что Еремия здорово бесился от того, что его друг не мог – на самом деле, приложив усилие, мог, но не хотел, – произносить его кличку правильно.

      – Кончай наяривать, Стенолаз, и спи, – приказал Дрозд голосом, звучащим совсем не так, как речь только что проснувшегося человека.

      Стенолаз было смутился, но тут же ответил хмыканьем, поняв, что над ним в очередной раз подтрунивают. Перестав мучить руку,