Я пошарила руками в поисках Кольца Крови. Слова заклинания уже складывались у меня на языке.
«Собираешься проклясть свою собственную сестру?» – прошептал голос Тринадцатого в голове.
Я резко открыла глаза. Кейт сидела на краю кровати, все еще в ночной рубашке. Тринадцатый притворялся спящим у моих ног, хотя я уже знала, что он не спит. Моя рука лежала у прикроватной тумбочки, там, где покоилась маленькая шкатулка с драгоценностями, в которой я хранила свое кольцо.
Я резко отодвинула ее в сторону.
– Приснился кошмар? – взволнованно спросила Кейт.
– Что-то в этом роде, – ответила я, несколько сонная. Я села на кровати и украдкой поглядывала на свет, который пробивался сквозь шторы.
– Еще рано, – уточнила Кейт, проследив за моим взглядом. – Но я хотела разбудить тебя до того, как это сделает мама. Если через несколько минут мы не придем в чайную комнату, она спустит тебя вниз по лестнице.
– Не знаю, откуда у нее столько энергии, – проворчала я, потирая глаза в попытке отогнать сон, не желающий покидать сознание. – Должно быть, вчера растратили все запасы погреба Холфордов.
– Я думаю, она осталась бы в постели, если бы не одна деталь. – Кейт выгнула брови, забавляясь. – Дедушка Джонс приехал час назад.
О, дедушка Джонс. Как же я обожала этого старика. На самом деле он не был нашим дедушкой. Он даже не был Черной крови, но он был с тетей Эстер и дядей Горацием, сколько я себя помнила. Этакое наследство от бабушки Мэри, которая ошибочно стерла ему память.
Дедушка Джонс был ее лучшим другом в детстве и юности; некоторые злые языки даже утверждали, что у них был роман, но когда Ковен заподозрил это и отправился допрашивать их, бабушка решила стереть ему память. То, что подозревали остальные члены, оказалось правдой – возможно, не романтическая природа их отношений, но тот факт, что дедушка Джонс прекрасно знал, кто мы такие. И хотя бабушка пыталась стереть у него все воспоминания, прошло слишком много лет и он знал слишком много секретов, которых не должен был. Результат вышел катастрофическим. С одной стороны, он частично лишился этих воспоминаний, но с другой – он также потерял рассудок. Это свело его с ума. Бабушка чувствовала себя настолько виноватой, что выдала его за дальнего родственника, жившего у Сен-Жерменов. И когда она умерла, у тети и дяди не оставалось другого выбора, кроме как позаботиться о нем.
Теперь дедушка Джонс был сварливым стариком, который время от времени кричал: «Ведьмы!» – и сокрушался, думая, что однажды мы соберемся проклясть и четвертовать его ради какого-нибудь сатанинского ритуала. В остальное же время он либо погружался в свои мысли и мог целыми днями не проронить ни слова, либо был просто милым, сварливым стариком, который всегда говорил то, что думал. Последнее нравилось мне в нем больше всего. И именно это больше всего ненавидела в нем тетя Эстер.
Когда тетя и дядя внезапно покинули