Зрю в рукаве своём белёсый крюк!
Ан села шляпа на нос, как ведро.
Болтаются ботинки на костяшках.
В рубашку ветер шасть навеселе.
Летит монокля на землю стекляшка.
Я к зеркалу бросаюсь: я скелет.
Стою не понимая: но снимает
Пред мною шляпу восковой мертвец.
И прах танцовщицы развязно обнимает
Меня за шею, как борца борец.
Мы входим в мавзолей автомобиля,
Где факельщик в цилиндре за рулём,
И мы летим средь красной снежной пыли,
Как карточная Ева с королём.
Вот мюзик-холл… Неистовствуют дамы!
Взлетают юбок веера в дыму.
Разносят яства бесы с бородами,
Где яд подлит, подсыпан ко всему.
Оэ оркестр! Закажите танец!
Мы водкою наполним контрабас;
Но лук смычка перетянул испанец,
Звук соскочил и в грудь его бабац!
И вдруг из развороченной манишки
Полезли мухи, раки и коты,
Ослы, чиновники в зелёных шишках
И легионы адской мелкоты.
Скелеты музыкантов на карачки,
И инструменты захватив, обвив,
Забили духи в океанской качке,
Завыли как слоны, как сны, как львы.
Скакали ноты по тарелкам в зале,
Гостей хватая за усы, носы.
На люстру к нам, карабкаясь, влезали
И прыгали с неё на тех, кто сыт.
Запутывались в волосах у женщин.
В карманы залезали у мужчин.
Стреляли сами револьверы в френчах.
И сабли вылетали без причин.
Мажорные клопы кусали ноги.
Сороконожки гамм влетали в рот.
Минорные хватали осьминоги
Нас за лицо, за пах и за живот.
Был полон воздух муравьями звуков.
От них нам было душно и темно.
Нас ударяли розовые руки
Котами и окороками нот.
И только те, что дети Марафона,
Как я, махая в воздухе пятой,
Старались выплыть из воды симфоний.
Покинуть музыкальный кипяток.
Но скрипки, как акулы, нас кусали.
Толкались контрабасы как киты.
Нас били трубы – медные щиты.
Кларнеты в спину налету вонзались.
Но всё ж последним мускульным броском
Мы взяли финиш воздуха над морем,
Где дружески холодным голоском
Дохнул нам ветер, не желая спорить.
И мы, за голый камень уцепясь,
Смотрели сумасшедшими глазами,
Как волны дикий исполняли пляс
Под жёлтыми пустыми небесами.
И как, блестя над корчами воды,
Вдруг вылетала женщина иль рыба
И вновь валилась в длинные ряды
Колец змеи, бушующей игриво.
66.
Японский вечер безразлично тих.
Он, как стихи Георга Иванова,
Не млад, не стар. О беспредметный стих!
Дымишься Ты над переулком снова.
Она витает, бледная вода,
Она летает,