Большов. То-то вот сдуру. Слезы у вас дешевы.
Аграфена Кондратьевна. Ох, дешевы, батюшка, дешевы; и сама знаю, что дешевы, да что ж делать-то?
Липочка. Фи, маменька, как вы вдруг! Полноте! Ну, вдруг приедет – что хорошего!
Аграфена Кондратьевна. Перестану, дитятко, перестану; сейчас перестану!
Те же и Устинья Наумовна.
Устинья Наумовна (входя). Здравствуйте, золотые! Что вы невеселы – носы повесили? (Целуются.)
Аграфена Кондратьевна. А уж мы заждались тебя.
Липочка. Что, Устинья Наумовна, скоро приедет?
Устинья Наумовна. Виновата, сейчас провалиться, виновата! А дела-то наши, серебряные, не очень хороши!
Липочка. Как? Что такое за новости?
Аграфена Кондратьевна. Что ты еще там выдумала?
Устинья Наумовна. А то, бралиянтовые, что жених-то наш что-то мнется.
Большов. Ха, ха, ха! А еще сваха! Где тебе сосватать!
Устинья Наумовна. Уперся, как лошадь, – ни тпру, ни ну; слова от него не добьешься путного.
Липочка. Да что ж это, Устинья Наумовна? Да как же это ты, право!
Аграфена Кондратьевна. Ах, батюшки! Да как же это быть-то?
Липочка. Да давно ль ты его видела?
Устинья Наумовна. Нынче утром была. Вышел как есть в одном шлафорке; а уж употчевал – можно чести приписать. И кофию велел, и ромку-то, а уж сухарей навалил – видимо-невидимо. Кушайте, говорит, Устинья Наумовна! Я было об деле-то, знаешь ли, – надо, мол, чем-нибудь порешить; ты, говорю, нынче хотел ехать обзнакомиться-то; а он мне на это ничего путного не сказал. Вот, говорит, подумамши, да посоветамшись, а сам только что опояску поддергивает.
Липочка. Что ж он там спустя рукава-то сантиментальничает? Право, уж тошно смотреть, как все это продолжается.
Аграфена Кондратьевна. И в самом деле, что он ломается-то? Мы разве хуже его?
Устинья Наумовна. А, лягушка его заклюй, нешто мы другого не найдем?
Большов. Ну, уж ты другого-то не ищи, а то опять то же будет. Уж другого-то я вам сам найду.
Аграфена Кондратьевна. Да, найдешь, на печи-то сидя; ты уж и забыл, кажется, что у тебя дочь-то есть.
Большов. А вот увидим!
Аграфена Кондратьевна. Что увидать-то! Увидать-то нечего! Уж не говори ты мне, пожалуйста, не расстраивай ты меня. (Садится.)
Большов хохочет. Устинья Наумовна отходит с Липочкой на другую сторону сцены. Устинья Наумовна рассматривает ее платье.
Устинья Наумовна. Ишь ты, как вырядилась, – платьице-то на тебе какое авантажное. Уж не сама ль смастерила?
Липочка. Вот ужасно нужно самой! Что мы нищие, что ли, по-твоему? А мадамы-то на что?
Устинья Наумовна. Фу ты, уж и нищие! Кто тебе говорит такие глупости? Тут рассуждают об хозяйстве, что не сама ль, дескать, шила, – а то, известное дело, и платье-то твое дрянь.
Липочка. Что ты, что ты! Никак с ума сошла? Где у тебя глаза-то? С чего это ты конфузить вздумала?
Устинья Наумовна. Что это ты так