Через много лет Федор Тютчев писал о Константинополе:
…То, что орел Екатерины
Уж прикрывал своим крылом…
«Константинопольскую утопию» Федор, несомненно, воспринял еще в отроческие годы от отца, воспитанника Греческого корпуса.
Иван Николаевич Тютчев, словно по контрасту со своим «неистовым» отцом, «отличался, – как свидетельствуют семейные предания, – необыкновенным благодушием, мягкостью, редкою чистотою нравов и пользовался всеобщим уважением». Хотя все его ближайшие предки были военными, Иван Николаевич, дослужившись в гвардейском полку всего лишь до чина поручика (примерно соответствует нынешнему старшему лейтенанту), сразу после смерти Николая Андреевича перешел на гражданскую службу. Здесь его «карьера» была успешнее; за короткое время он дослужился до чина надворного советника. В последние годы своей службы он стал смотрителем «Экспедиции Кремлевского строения», что, надо думать, подразумевало достаточно широкую образованность.
Сохранилось немало свидетельств глубокого уважения и любви поэта к отцу. Самое раннее из них – отроческое стихотворение, написанное десятилетним Федором ко дню рождения Ивана Николаевича:
…Вот что сердце мне сказало:
В объятьях счастливой семьи
Нежнейший муж, отец-благотворитель,
Друг истинный добра и бедных покровитель,
Да в мире протекут драгие дни твои!
Безмерно одаренный мальчик явно сумел обрисовать здесь истинный характер своего отца – мирного, доброго, «тихого» человека. Ровно через тридцать лет Тютчев в письме к жене восхищенно отзовется об отце – «лучше которого, право, нет человека на свете…».
Давно сложилось мнение, что решающее значение в становления поэта имел не отец, а мать, которую Иван Аксаков описал как «женщину замечательного ума, сухощавого, нервного сложения, с наклонностью к ипохондрии, с фантазией, развитою до болезненности». Но едва ли следует недооценивать сложную внутреннюю закономерность человеческого развития, проступающую в фигуре отца поэта – как своего рода звена между дедом и внуком. Неистовству деда, в жизни которого разрушенные формы старорусского бытия еще не возместил новый строй поведения и сознания, как бы противопоставилось уравновешенное, мирное существование отца (та же закономерность – в истории семей Пушкина 9 Аксакова) –