Хотя… мало ли. Может, сам Румянцев вернулся.
Мишаня едва не бежит до дома. Резво переставляя ноги в резиновых сапогах по размытому огороду. Ни разу не поскользнувшись, залетает по ступенькам. Меня колошматит от холода так, что зубы стучат. Пес уже стоит на террасе, виляя хвостом, встречая нас приветственным “гав”.
Дикарь ставит меня на ноги и тянет за собой в дом.
Я упираюсь пятками в пол:
– Не-не-не. Я не пойду туда! – пытаюсь вырвать руку.
– Ты издеваешься?! – рычит Мишаня.
Кажется, мы поменялись ролями.
– Это нехорошо! – возмущаюсь.
– Чего?!
Дикарь слишком быстро вкапывается ногами в пол. Я по инерции в него врезаюсь, больно ударившись лбом. У-у-уй! Шиплю, потирая ушибленную часть. Да что же ты такой каменный?!
– Того!
Освободив конечность, отскакиваю от него болванчиком, но не успеваю совладать с координацией. Меня снова удерживают, вовремя схватив. На этот раз загребущей ручищей за талию.
– Тебя если не ураганный ветер унесет, так сама расшибешься, неуклюжая, – звучит как обидная констатация факта. – И почему в дом не пойдешь? Здесь останешься?
В ответ на его слова снова грохочет гром. Я подскакиваю и вскрикиваю. Туча все еще над нами. Грозовой фронт будто завис над этим проклятым местом, зацепившись за флюгер Румянцевского дома!
– Так хозяина нет, – лепечу я. – Я человек чужой. Меня не приглашали. Я не могу! Это не мой и не ваш дом. Миша, это неприлично!
Кажется, кто-то удивлен. Только отвалившейся челюсти не хватает для пущей убедительности в довесок к красноречиво поехавшим на лоб мокрым от дождя бровям. Я наблюдаю, как в тусклом свете фонаря над дверью одинокая капля скатывается по виску дикаря. Едва не тяну ладошку, чтобы порывисто ее смахнуть. Тормозит Мишаня, который заявляет:
– Считай, что он тебя пригласил.
– Это не…
– Я днем с ним разговаривал, пока был на ферме, принцесса. Вернуться раньше просто не успел. Все, Милка, хватит. Ломаешься, как девочка. Пошли давай! – снова тянет за руку.
Я снова проезжаю пятками по дощатому полу. Переспрашиваю:
– Точно не обманываешь?
– А ты точно хочешь ночевать здесь? – кивает мне за спину. – Или может вернешься в сарай? – его густые брови взлетают вверх. – Без крыши.
Ветер снова поднимает вой. А пес нетерпеливо скребется лапой в дверь. Даже животное вон, рвется под крышу прочного бревенчатого дома! А я “ломаюсь”, как сказал Мишаня. Ну правда, не убудет же с Румянцева, если я ночку помну его диван в гостиной?!
– Хорошо, – киваю. – Ладно.
И стоит мне согласиться, как меня снова бесцеремонно хватают за руку и чуть ли не втаскивают в дом. Как только массивная дверь за нами закрывается, становится тихо.
Я ежусь. Неловко стоять в темноте. Дикарь щелкает выключателем, и в доме зажигается свет. Здесь пахнет деревом, уютом и едой. А еще здесь тепло. Очень!
Пока